Если б кто сказал ей еще накануне вечером, что она в два часа ночи вместо того, чтобы спать в своей кровати, отправится непонятно куда, в пижаме, в сопровождении сверхстранных личностей, она бы рассмеялась. А теперь Саше было совсем не до смеха. Она с удивлением вслушивалась в странный разговор своих спутников, из которого понимала разве что отдельные предлоги и местоимения.

— Ты помнишь тот старый переход, он точно там еще есть? — спрашивал Гин.

— Думаю, на месте он, только если зюкакайи не люкнут однобесом, — отвечала ушастая Молли, исхитряясь на ходу раскуривать что-то устрашающее.

Гин понимающе кивал и нервно чесал подбородок.

Далеко впереди неслись котомонстр со свинохамом, судя по звукам, не всегда удачно вписываясь в повороты.

«На чертей вроде не похожи… Компьютерщики, да вроде нет…» — рассуждала про себя Саша, косясь на спутников и мучаясь вопросом, что случится, если зюкакайи все-таки люкнут однобесом, и не повернуть ли от них всех куда подальше, пока не поздно.

Однако ноги сами несли Сашу вперед, несмотря на все опасливые мысли, и она с любопытством смотрела по сторонам.

Совино-Петровск, скучноватый и будничный днем, в эту первую зимнюю ночь играл сам с собой в таинственность, чернилами заливая тени, перекрашивая темнотой дома, зловеще искривляя водосточные трубы, и Саша порой едва узнавала хорошо знакомые ей места.

Вот они перешли Парковый мост, миновали Развятинскую аллею, пересекли Прибрежное шоссе.

Скоро вся компания выбралась на более открытые места, где начинались широкие аллеи и проспекты с высокими домами. Перекрестки дружно мигали желтыми совиными глазами светофоров, как будто те мучались бессонницей, безуспешно пытаясь уснуть.

Защищавшие от ветра улочки остались позади, и путников встретили вьюга и настоящий зимний ветер, от которого замерзают ресницы. Снежная круговерть перехватила дыхание, и Саша закашлялась, заслоняясь рукой от летящего в лицо снега.

Однако ее новым знакомым, казалось, все было нипочем, а монстры, бежавшие впереди, играли в игру «кто сожрет больше снега на бегу, при этом сбив побольше светофоров». При этом котомонстр явно выигрывал у свинохама, оставляя за собой согнувшиеся вдвое, как от хохота, светофоры. Башка у котомонстра Фуркиса была, судя по всему, чугунная.

Молли с Гином подгоняли уже уставшую Сашу, стараясь не упускать монстров из виду и отрывисто переговариваясь.

— Быстрее, быстрее, чувствую я, не одни мы, — на бегу говорил Гин запыхавшейся Саше. — Надо добраться до края города, а там недалеко.

— От Гугиса влетит, — отозвалась Молли.

«Гугис?» — удивилась Саша про себя. И на всякий случай оглянулась назад.

Ей почему-то начало мерещиться, что за ними идет кто-то еще, тихий, неслышный. Как будто на грани видимости кралась тень, и стоило только краем глаза уловить ее и метнуть туда взгляд, как тень исчезала, растворяясь в метели.

За поворотом, уже совсем на отшибе города, показалась последняя городская площадь, на которой ютились продуктовые ларьки в виде грибочков-боровичков с коричневыми шляпками. Ларечки были настоящим архитектурным шедевром. Автор, создавший эту конструкцию, очевидно, в детстве переел грибов и передумал стать космонавтом. На крайнем из ларьков красовалась кривая надпись, накарябанная чьей-то нетвердой рукой на картоне: «Самая дешевая водка».

При виде этого зрелища котомонстр со свинохамом издали победный клич «Ы-ы-ы-ы!» и взяли направление на ларьки.

— А ну наза-а-ад! — истошно заорал Гин.

Молли выругалась вполголоса, но, сообразив, что не успеет ничего сделать, остановилась и начала шарить по карманам, видимо, в поисках завалявшегося там тапка.

Тем временем монстры, взявшись за лапы, как дошколята на прогулке, неслись к цели, не ведя и ухом на окрики Гина. Рванув прямиком через площадь, они на полной скорости врезались в первый же продуктовый ларек. Раздался звон разбитого стекла и истошный вой сигнализации.

— Да что же это такое! Весь город сейчас проснется, и нам крышка! — Гин был в отчаянии. — Ну все, сейчас я этим алкоголикам устрою… — Он выхватил откуда-то из-за плеча синюю палку и прицелился в монстров.

— Гин, мятоплюем не надо, — предостерегла Молли. — Он ведь не только тишиной выстрелит, а Гугис нас за это…

Ее слова заглушил хлопок, и ослепительный синий разряд сверкнул в темноте, метнулся кривой змеей к искореженному ларьку и обволок его сияющим светом. Воющая сирена взвизгнула и смолкла. Площадь заполнила тишина, ветер стих, будто припав к земле. Казалось, даже время остановилось, а мигавшие светофоры застыли с открытыми желтыми глазищами. Воздух стал синим и густым, трудно было двигаться, говорить, как внутри холодного желе.

Ларек несколько мгновений пульсировал в светящемся мареве, а потом оттуда медленно вывалился котомонстр, держа под мышками несколько банок со сгущенкой и две бутылки водки. Он зыркал глазами и раскрывал пасть, будто возмущался, но не мог издать ни звука.

Вслед за ним на четвереньках выполз свинохам. Во рту он держал пакет чипсов.

Оба монстра, пошатываясь, но не выпуская добычу, с трудом перебирая ногами и беззвучно кашляя синим дымом, кое-как добрались до края площади и кинулись прочь. Затем свечение вокруг ларька побледнело, и спустя минуту его размел в стороны ветер. Саша почувствовала, что дышать и двигаться стало легче, остался лишь запах мяты, как будто вокруг невидимая огромная толпа дружно жевала жвачку.

— Если кого в городе и разбудили, проспят до утра мятными снами, успеем отойти подальше… — Гин спрятал свое оружие за плечи. — Чтоб я еще раз с монстрами куда-то пошел.

— А уж я тем более… — закашлявшись до слез от совсем не согревающего сочетания мяты и холода, призналась Саша. Она спряталась от порывов вьюги в нишу около какого-то магазина, дыша на окоченевшие пальцы и мечтая о паре перчаток и противогазе на меху.

— Ничего, завтра в Бигрине будет у них тяжелое похмелье, — провожая монстров многозначительным взглядом, сказала Молли.

— Прежде всего, нам самим в Бигрине завтра будет большая взбучка. — Гин нахмурился. — Ты-то понятно, в Шкафрум смоешься, только тебя и видели, а все шишки на меня. Что мы врать-то будем?

— Если уж врать, то врать правду. Или хотя бы приблизительно. Скажем, что нашли свою потерянную родственницу, раскаиваемся, осознали ошибку, исправимся, — секунду подумав, ответила Молли.

Эта идея явно понравилась яркоглазому Гину. Он окликнул стоявшую поодаль Сашу:

— Саш, ты сможешь слегка соврать ради нашего всеобщего благополучия?

Саша, выбравшись из ниши, подошла поближе и поинтересовалась:

— А что именно говорить? Что я сестра котомонстра?

— Ну, про это забудь, — улыбнулся Гин, — а вот Молли назовешься троюродной сестрицей, да, Молли?

— Да уж, по-видимому, не тетей же…. — Молли критически осмотрела с головы до ног продрогшую Сашу и усмехнулась: — Зато, когда меня истребят, как последнего шкафного вампира, тебе в наследство останется целое поместье с кучей вещей.