– Какого образа? – вяло отмахивалась Настя.

– Такого. Если ты носишь эту дурацкую косу, то ходи в длинных юбках, которые носили кустодиевские красавицы. А если таскаешься в джинсах, отрежь свою косу, XXI век на дворе. И сними ты эти дурацкие балахоны, яви миру свою роскошную фигуру!

– Инка, отстань, мне в юбках неудобно. И это у тебя роскошная фигура с твоим 42-й размером, а я стесняюсь в обтягивающем ходить.

– Ну и дура! – убежденно восклицала субтильная Инна. – На твои формы у всех мужиков слюнки текут, а ты их прячешь под тряпками!

Настины формы, блестящие волосы, которые, когда она распускала косу, ниагарским водопадом спускались до самой попы, пухлые, четко очерченные губы и большие голубые глаза действительно пользовались неизменным успехом у мужчин. Отвечая в редакции «Курьера» за «паркет», то есть официальные мероприятия властей, Анастасия Романова постоянно вращалась в кругу чиновников высокого ранга, депутатов всех уровней, политиков, как начинающих, так и со стажем. Она пользовалась благосклонностью губернатора, была на короткой ноге с мэром, называла на «ты» нескольких обитателей областного политического олимпа. У нее не было недостатка в любовниках, а список потенциальных претендентов на место в ее постели состоял из весьма влиятельных и уважаемых персон.

Тридцатипятилетняя Настя никогда не была замужем. Все ее любовные романы с честью проходили через конфетно-букетный период, на пике достигали накала страстей и неукротимо умирали в самом начале перехода на «бытовые» отношения. Настя была максималисткой, упорно делила мир на черное и белое и не признавала полутонов. Ее характеристики были такими точными, четкими и обидными, а требования, предъявляемые к мужчинам, столь непомерными, что ни один из них не оказывался готов соответствовать представлениям Анастасии Романовой о жизни.

– Господи, – хваталась за голову подруга Инна, – ты что, не понимаешь?! Женщина должна молчать и слушать. Молчать и слушать. И при этом глаза должны быть в пол. Ты опускаешь глаза в пол, Романова?

– Что за бред ты несешь?

– Это азы, блин! Если ты хочешь выйти замуж, то должна приручать мужика, как дикого зверя. Приманивать, прикармливать, выслушивать. Ты должна стать комфортной и незаменимой, как уютные домашние тапочки. Всегда быть в хорошем настроении, потому что дома у него сидит недовольная грымза. С блеском поддерживать разговор, давать советы, но очень незаметно и интеллигентно, чтобы он был уверен, что сам до этого додумался. Проявляй свой бешеный темперамент в постели, а в остальное время будь ласковой, послушной и терпимой. Ты должна быть женщиной-праздником. Ни в коем случае не напрягать, не принуждать, не нарушать комфорта. С тобой должно быть хорошо, понимаешь? Так хорошо, чтобы он понял, что ему с тобой гораздо лучше, чем с женой.

Но Настя с таким подходом не соглашалась. Ей казалось унизительным загонять кого-то в семейное стойло, используя подобные ухищрения. Она ждала и верила, что найдется человек, готовый принять ее такой, какая она есть, со всеми ее недостатками, прямолинейностью и тяжелым характером. Но он все не находился.

– С тобой, Романова, жить – это все равно что служить в армии под руководством строгого сержанта, – как-то во время редакционной пьянки сказал ей главный редактор «Курьера» Юрий Гончаров. – Упал-отжался, а если что не так, то сразу на «губу».

Настя тогда обиделась, но не задумалась. Хотя, по мнению подруги Инны, сравнение было точным и требующим срочного пересмотра жизненной позиции. Несмотря на тяжелый характер, подруги Настю любили. Она была верной и преданной, в любой момент подставляла плечо, давала дельные советы, не нарушала табу в отношении подружкиных мужчин и была в принципе не способна на предательство. За своих, к коим она, помимо подруг, относила еще и весь коллектив «Курьера», Настя могла «пасть порвать».

«Напиться сегодня, что ли? – мрачно думала она, лениво водя щеткой по зубам и разглядывая себя в зеркало. – Если с утра день не задался, то так наперекосяк и пойдет. Борька будет весь день звонить и трагически молчать в трубку. Потом начнутся сообщения с сентенциями о том, как я не права и как он страдает из-за моего плохого поведения. Я не стану отвечать, и он перейдет на тему своего возможного самоубийства. Чтобы я испугалась и прочувствовала всю глубину его страдания. Было в моем детстве такое кино… «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Сюжет не помню совсем. Только название. Вот и Табачник начнет в своей смерти винить Настю Р. Фу… Как в дешевом романе. Такие, как Борька, никогда с собой не кончают. Мерзавец самовлюбленный. Все они – самовлюбленные мерзавцы!»

Выйдя из ванной, Настя налила себе кофе и закурила первую утреннюю сигарету. Настроение у нее было плохое, но никакие дурные предчувствия не терзали ее душу. Ничто не подсказывало, что маховик убийства уже запущен. И ждать его осталось совсем недолго.

– Ты невыносим…

Серега Родионов с отвращением смотрел на свою мятую с утреннего похмелья физиономию. Как ни крути, а позволили они себе вчера с мужиками, крепко позволили. Вот сегодня с утра и башка трещит, и жена привычную шарманку завела.

Невыносим он, видите ли… Подумаешь, выпил. Он – Серега – не алкоголик какой-то. Не так часто себе и позволяет. Одноклассник с Севера приехал, впервые за шесть лет, такое дело грех не отметить было. Ну, посидели чуток, расслабились чуть больше обычного, разве ж это повод скандалить с самого утра?

«Уйти от нее, что ли? – подумал Родионов. – Сколько можно эту канитель тянуть? Хотя привык я к ней. Жизнь прошла, дети выросли. Сколько за спиной осталось…»

Тяжело вздохнув, Серега вспомнил, как дважды пытался уйти от жены, но оба раза возвращался обратно. И с ней он не мог, начинал беситься и тосковать как тетерев на току. И без нее тоже не мог – без бигудей на голове, широкоскулого лица, которым он так любовался в юности, язвительного голоса и забавной привычки во время сна заворачивать на него обе ноги. Томился он без жены и оба раза приползал обратно, скуля, как нашкодивший щенок, и униженно прося прощения.

Жена его измены и походы туда-сюда, конечно, не одобряла, но решительных действий не предпринимала. Боялась, видно, что останется совсем одна. А как жить одной бабе под полтинник? Дети взрослые, того и гляди внуки пойдут. Нет, не найти ей другого мужика.

Родионов знал, как отчаянно его жена боится одиночества. Этот страх заставлял ее терпеть и прощать любые выходки мужа. Пусть шляется, все мужики – кобели подзаборные, лишь бы совсем не бросил.

Помимо неизбывного кобелизма Серега никакими недостатками не страдал и для семейной жизни вполне подходил. Пил действительно редко и только по поводу. Руки не распускал. Деньги в дом отдавал до копеечки. Да и зарабатывал немало.

Работа у Родионова называлась смешно: «муж на час». Иногда в порыве гнева жена утверждала, что при его любвеобильности он вполне оправдывает это название. Но Родионов лишь отмахивался от дуры-бабы. На самом деле занимался он вполне пристойным делом: вешал люстры и карнизы, чинил сантехнику, подключал стиральные и посудомоечные машины. Руки у него были золотые. Родионовская жена по хозяйству с ним горя не знала, да и зарабатывал он этими руками вполне достаточно. Если не лениться и браться за любую работу, то и без высшего образования можно себе и на телевизор новый заработать, и на Турцию с Египтом.