Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляды прохожих и мое изможденное новым счастьем лицо в зеркале. Все это мое теперь. Ну что ж, ничего. Ничего! Говорят, что все проходят через это. Говорят, что любимые возвращаются. Только к кому?!
Мне кажется, я схожу с ума. Твое лицо давно расплылось в моей памяти, но я помню то счастье, которое я чувствовала. Я помню то, чего нет. Ты заставляешь меня жить парадоксом. И чтобы сейчас не текло в моих венах, медленный яд аксицитомина или амфетамин, никто не отнимет у меня то, чего не было. Я чувствую, как внутри гниет мое сердце. А во снах ко мне приходит она, та, что ушла вместе с тобой. Она колит меня иголками и говорит, что боль не уйдет никогда. Я из раза в раз убиваю ее. Медленно погружаю огромный нож в нее сотни, тысячи раз и снова встречаю ее. Каждую ночь вижу этот кошмар, каждую ночь проклинаю день нашей встречи и благословляю одновременно.
Я ничего не чувствую, когда горечь алкоголя течет по горлу, я ничего не чувствую в бессознательном движении тела, будь оно медленным или быстрым. Я не вижу рук обвивающих его, мне плевать на них, ведь они не твои, а если не ты, то хоть весь мир, что мне с того.
Знаешь, мне иногда кажется, что гниль в моей груди будет брыкаться до тех пор, пока ты дышишь. Может поэтому, я так желаю твоей смерти?!
Люди. Друзья. Похвала и комплименты. Можно тешить свое тщеславие сколько угодно. Можно смотреть по утрам в зеркало и ужасаться, ведь в зеркале не я. Труп! Труп без признаков жизни. Но к счастью, люди так глупы. Создана масса всего, что сделает меня в глазах стада лакомым кусочком. Макияж, улыбка и все. Я воплощение жизнелюбия и красоты. Так, как хотел ты.
Жизнь счастливой меня.
Больше я не смотрю на мир через призму тебя. И оттого-то он стал серым и невзрачным, ярким только в свете клубного дыма и через стакан с прозрачным льдом водки и розовым безобразием, вдыхаемым мной. Я помню тебя. Волосы под моими пальцами: гладкие, толстые, бархатные. Я помню каждый миллиметр тебя. Приходя в мою голову, эти мысли несут меня потоками бесконечных рук, рук не твоих; и так день за днем. Какой сегодня день, какое число? Это не имеет значения. Я снова среди миллиардов, и я снова одна.
Интересно, что та самая апатия, которую я так долго ждала, наконец, пришла и именно сейчас. За окном дождь. Тот редкий день, когда от меня не несет чужой любовью. Тот редкий день, с кружкой черного чая и с лицом трупа. День наедине с собой. Зеркала накрыты. В моем доме как будто кто-то умер. Ну это же смешно! Дом с трупом. Ведь мир так прекрасен!
Из моей жизни ушел только ты, а кажется, что я осталась совершенно одна.
Не хочу я ничего! У меня есть все, но нет, нет ничего! Да как же я устала! Все эти дурацкие улыбки слова, это невыносимо! Когда ад успел открыть для меня свои объятия? Когда я запуталась в собственной квартире и потеряла там обрывки себя? Как? Как это вышло?
* * *
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…
Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат…
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.
Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот…
Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор…
А мертвеца – к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем – изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка – дура и супруг – дурак.
Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон…
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!
Лишь у колонны встретится очами
С подругою – она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:
«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»
А там – NN уж ищет взором страстным
Его, его – с волнением в крови…
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви…
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова…
И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он…
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»
В её ушах – нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
А. Блок, из цикла «Страшный мир», подцикла «Пляски смерти», 1912г.
Глава 4
Воздух.
Утро нового дня. Теплые руки, за окном слышу дождь. Вокруг мягкий свет, все та же вонь. Рядом лицо. Чье? Неважно. Встав, одеваюсь и быстро ухожу. Кто-то окликнул меня. Мразь! Неужели думает, я останусь? В мутных глазах худощавого наркомана вижу печаль.
– Ты… ты уходишь?
– А что? – меня тошнит от него.
– Ну знаешь, мы могли бы вместе сейчас пустить, потом погулять ну или что захочешь..
Не слушаю, мне все равно, что он говорит.
– Меня бесит твоя собака… – бросаю взгляд на некрасивого питбуля сидящего у порога – убей его.
Тишина. Она висит над нами долго, криво и неумело.
Ухожу. В лифте снова вонь. Как же все-таки противно.
Зовет меня обратно, ну что ему надо?!
Вернуться?
Вернулась.
На пороге дергающееся мясо, все заляпано вокруг, воняет железом. Кровь. Он стоит с опущенной головой, в руках кухонный нож. Так нелепо.
– Я остаюсь. – зачем-то сказал я.
Дверной замок защелкивается за мной.
Растянутая майка на моем теле и я абсолютно расслаблена. Интересно, как его зовут, совершенно не помню.
– Слушай, а зовут то тебя как?
– Называй меня Силой.
– Ок, вопросов нет.
Мы медленно и долго лежим на полу, собирая мысленные пазлы. Сила неровно дышит и смотрит на меня. Мне хочется облизать его, всего. Словно он большой сладкий леденец, твердый,
