Мама улыбается. Она сейчас так красива и воодушевлена, что мне не остается ничего, кроме согласия.

Киваю ей в ответ и отбираю блузку.

— Пойду поглажу. Завтра важный день.

— Конечно, солнышко…

Когда остаюсь наедине, то позволяю себе немного горьких слез. Я устала метаться между родителями и мечтой. Хочется хотя бы чьей-нибудь поддержки, хотя бы каплю понимания…

Да, у меня есть Света, но, несмотря на мою бескорыстную помощь, наши отношения никогда не выходят за рамки приятельских.

Я глажу блузку, затем нахожу на брюках пятно и обреченно выбираю для первого учебного дня юбку.

Во время ужина снова кусок не лезет в горло. Папа рассказывает о работе, то и дело вспоминая ЕГО… Человека, с которым я надеюсь больше никогда не встретиться и о котором я не хочу даже думать. И все равно, оказавшись в постели, лезу в сеть, ищу о нем информацию, разглядываю фотографии с интервью и лекций, удивляясь, насколько скучным может быть мужчина, обозвавший меня шлюхой. Злорадствую и делаю единственно правильный вывод в этой ситуации: он просто урод, любящий молоденьких девочек.

Наверное, я дура, но деньги, оставленные им на диване вип-комнаты, забрал кто-то другой. Возможно, уборщица… Неважно. Это был мой последний вечер в стриптиз клубе. Я собрала уже больше половину нужной мне суммы. Остальное действительно неважно.

Утро начинается не с трели будильника, а строгого голоса мамы. Под монотонные инструкции я умываюсь, одеваюсь, ем и выхожу из квартиры. Хочется послать все к черту, но ее радость настолько тяготит и не дает возразить, что я как сомнамбула тащу себя за шкирку в универ, заставляю принять свою участь и успокаиваю безрадостной мыслью “это всего лишь на один год”.

Однако улыбаться не получается.

Я вместе с группой стою сначала в холле, затем, получив расписание, следую за толпой из пятнадцати абсолютно счастливых людей, готовых завоевывать мир науки и понимаю — дальше будет только хуже. До скончания моих дней я буду ползти где-то позади и пытаться хоть как-то оправдаться перед матерью за свою несостоятельность. Не хочу!

Безумная мысль уйти прямо словно разряд молнии пронзает мой мозг, и все тело немеет. А едва меня отпускает, как я отворачиваюсь от ребят и смотрю себе под ноги.

— Ура, — шепчу вполголоса и улыбаюсь собственной смелости.

Но тут в поле зрения попадают мужские черные туфли, возвращающие меня к реальности. Я скольжу взглядом по брюкам, замечаю ремень, и думаю, что где-то видела точно такой же, смотрю на руки, держащие увесистую папку с бумагами, а потом вижу его лицо.

Хмурое, как грозовая туча.

Он достает ключ из кармана и передает его кому-то из ребят. Студенты дружно приветствуют куратора, увлеченно о чем-то болтают, а я продолжаю смотреть на его лицо, осознавая, что теперь точно надо бежать.

— Студентка Валевская, — произносит он строго. Таким же тоном, какой я слышу каждое утро в своей комнате, а затем в течении всего дня. — Вы так и будет стоять в коридоре?

— Нет. Я…

— Ну так входите!

Я на негнущихся ногах захожу в зал, поднимаюсь на пятый ряд и сажусь рядом с белокурой девушкой. И все это время меня волнует только один вопрос.

Неужели он меня не узнал?

Граф

Люди не умеют ценить время: ни свое, ни чужое. Особенно чужое.

Иначе как объяснить то, что едва я вхожу в деканат со стаканчиком кофе в руке, как на меня обрушивается замечательная новость. Я — куратор первокурсников. Это как минимум две лишние пары, а максимум — роль няньки семнадцати оболтусов. Из них, дай бог, двое заинтересуются предметом, и может быть один будет работать по специальности.

Но что больше всего возмущает, так это халатное отношение руководства. Почему бы ответственность не возложить на плечи более опытного педагога? И когда они успели принять решение, если я здесь нахожусь только в третий раз? Было совещание? Или кто-то сверху приказал?

Мое искреннее негодование утопает в патоке, которая льется из уст декана. Откровенное лизоблюдство и даже легкий флирт, угадывающийся в каждом ее движении, раздражает. К счастью, профессор Кутуков, так вовремя зашедший к прекрасной, но уже немного округлившейся с годами, леди, спасает нас от скандала. А ведь я бы его устроил!

Секретарь в приемной передает мне документы, одарив дежурной улыбкой. Я понимаю, что отныне буду обращаться только к ней. Терпеть не могу тех, кто смешивает работу и личную жизнь.

В кафедре я коротко изучаю список студентов, спотыкаясь уже на первой фамилии.

Недоумение и неприятное волнение ведут меня к досье моей подопечной. Хватает одного короткого взгляда на фотографию девушки, и на лбу проступает пот.

— Елена Григорьевна, — обращаюсь я к завкафедрой. — Студентка Валевская Вероника Сергеевна — дочь доктора биологических наук и члена международной ассоциации академических наук, Валевского Сергея Платоновича?

— М? — женщина сначала заинтересованно смотрит на меня, а после, обдумав вопрос, кивает. — Она поступила на бюджетной основе. Красный диплом, внушительный список наград, участница международной олимпиады по биологии, почетное четвертое место — сами понимаете, такие студенты здесь на вес золота.

— Понимаю, — отстраненно говорю ей и возвращаюсь за свой стол. Мысленно же выдаю такую тираду мата, от которой у моих замечательных коллег-женщин завяли бы уши.

Я чуть не трахнул дочь Валевского. Твою ж… ж!

— Станислав, с вами все хорошо? Вы побледнели, — спрашивает секретарь, а я не сразу понимаю, что ее забота адресована мне.

— Все хорошо, — говорю осипшим голосом, прочищаю горло в кулак и собираюсь на пару.

Иду по коридору, несу в руках пиджак и увесистую папку, в которую чего только не напихал второпях, а в мыслях только она — Лиза, оказавшаяся на самом деле Вероникой.

Блять.

Я останавливаюсь у лестницы и едва сдерживаю истерический смех. Красный диплом, семья ученых, докторов наук и… стриптиз клуб? Какого лешего она там оказалась? Администратор говорил, что она танцует только на сцене, но даже если так, в курсе ли родители, чем занимается их дочь по ночам? Или Валевский настолько жаден, что дочери самой приходится зарабатывать себе на хлеб?

У меня появляются вполне оправданные сомнения насчет ее красного диплома. Но как объяснить почетное место на международной олимпиаде? Его-то не купишь. Не с теми связями, которые есть у Валевского — точно.

Вздохнув и успокоившись, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, внутренне готовясь к встрече с малолеткой. Запоздало понимаю, что ей всего девятнадцать лет. И пусть возраст согласия далеко позади, но секс с юными девчонками меня не привлекает.