вышли из строя, отлучились от общественно-полезной деятельности люди голосоразговорных профессий. Непросто, оказывается, говорить и жевать одновременно. Дольше других держались работающие головой. Но и они быстро усомнились в целесообразности своих занятий.

Если все мысли ведут к семечкам, то на какие открытия можно еще рассчитывать?! И не зачем зря ломать голову!

– Ничего! – продолжал между тем Саша. – Дойдут и до них руки. Да мы их шелухой заплюем! Вот они запретили подсолнухи. Ну и что это дало? Люди меньше грызут на улице, больше – закрывшись дома. Взамен торговли на одном обычном рынке появилось несколько "черных" рынков. Стали торговать по-черному. Кстати, сегодня, как стемнеет, надо будет сходить с мешком, прикупить еще килограмм сорок.

– А как деньги кончатся, что тогда? – вставила мнительная Газя.

– Семечки можно выменять на вещи. У нас много лишних вещей. Вот хотя бы палас, на который мы сейчас плюем. Или кухонная посуда. Тебе в ней больше нет нужды. Ни варить, ни мыть не надо. Оставим стаканы, чайник да большую сковородку для семечек, остальное загоним.

– Ты бы все загнал, окромя кровати!

– Нет. Еще бы телевизор оставил… Но ты успокойся. Может, до вещей дело не дойдет. Я решил сам выращивать подсолнухи.

– Это где же?

– На балконе. А что? Я знаю, некоторые уже сняли урожай!.. А чтобы менты не засекли, я покрашу соцветия красной гуашью. Пусть думают на астры.

Между тем на кровать к родителям подсел проснувшийся десятилетний сын. Все трое болтали ногами и подкреплялись, поплевывая, как с деревенской завалинки. А когда Гаврик ушел погулять, завалил Саша свою Газю еще разок.

6

Спрос рождает предложение. Фермеры предместий засадили большие площади подсолнухами. Урожай созрел отменный. Но еще раньше созрел запрет, отменяющий семечки. Фермеры как люди хозяйственные не могли допустить, чтобы их добро пропало. Они были не робкого десятка. И подняв (за риск!) цену на товар в десять раз, они продолжали делать свой бизнес.

Риск – благородное дело. Благородный молодой фермер Иванов подъехал на своем рефрижераторе к западным городским воротам. Сержант таможенного поста проверил его документы. В порядке.

– А что в холодильнике?

– Говядину везу сдавать.

– Открой на минуту.

Холодильник дыхнул на сержанта. Туши как туши, штабелями сложенные. Но из брюха одной, близлежащей, чуть выставлялся целлофан.

– Потрошенные? – спросил сержант.

– Конечно! – засмеялся фермер Иванов.

– Раздвинь-ка у этой ребра, – сержант показал на тушу. И вытащил сержант прозрачный мешок килограмм на тридцать, полный семечками.

– Плохо потрошили, – усмехнулся он… – Вы задержаны.

Однако неверно было бы судить по неудаче Иванова об общем положении дел. Другим фермерам везло больше. Где только не умудрялись провозить сыпучую контрабанду ловкие коммерсанты! Начиная с бочек и фляг с двойным дном и кончая камерами в колесах автомашин. Были и случаи подкупа дежурных таможенников. Особенно легко договаривались с теми служивыми, кто уже успел заболеть, у кого, выражаясь образно, рыльце было в шелухе. Брось такому мешок его желания и провози хоть атомную бомбу? Но к огорчению фермеров такие долго на службе не задерживались. Болезнь выдавала их. Их быстро выводили на чистую воду, что означает – выводили из органов. Впрочем, уходили одни, заболевали другие. Эпидемия непременно хотела иметь свою лапу и в таможне.

7

Легкой походкой праздного шалопая, будто он вышел на вечернюю прогулку, шагал Саша Краузе по сверкающему огнями проспекту. Каждая нога Саши, когда он опирался на нее, почти столь же выгибалась назад в коленном суставе, сколь и вперед, когда он поднимал ногу для очередного шага. Это придавало походке Саши какой-то птичий, потешный шарм.

Но не прогуливался Саша. Он двигался в определенном направлении и с определенной целью. Левая рука его свободно отмахивала ритм движения, чего не скажешь о правой, которая была (смирно!) прижата к туловищу. Это Саша сжимал подмышкой вместительный мешок, скрытый от прохожих пиджаком.

Вот Саша свернул в один переулок, вот – в другой. Вот он очутился на широком оживленном дворе, где стояли грузовики и фургоны, сновали люди с мешками и налегке, подъезжали и уезжали легковушки. Саша выбрал фургон, возле которого толпилось меньше, и встал в очередь.

Перед ним уже оставалось два человека, когда полутемный двор вдруг ярко осветился. Одновременно раздался усиленный мегафоном мужской голос:

– Всем оставаться на своих местах! Вы окружены!..

Дальше было не разобрать: взревели моторы, паника, крики, стрельба. Все бросились врассыпную. Автомобили летели, давя людей и не разбирая дороги.

Саша Краузе, пробежав невольный кросс на отлично, остановился лишь тогда, когда понял, что за ним никто не гонится. Милицейских, прежде всего, интересовали грузовики и фургоны, точнее их владельцы, торгующие заразой. Нужно было, прежде всего, перекрыть каналы, по которым шла контрабанда, добраться по этим каналам до самих источников эпидемии, и уже после заняться лечением пострадавших. Сначала изолировали было в тюрьмах и больницах ВСЕХ пойманных семечкоманов. "Богоугодные" заведения наполнялись и переполнялись. Но пока жил корень зла, такая общая изоляция была малоэффективна, если не вредна. Она требовала сил и времени. А на воле вместо одной отрубленной головы вырастало десять. Поэтому впредь решили оставлять тюремные вакансии только для распространителей наркотика. К слову сказать, многие торговцы семечками сами не употребляли свой товар. По отношению же к употребляющим, но не торгующим власти ограничились тем, что ставили их на учет, изымая и уничтожая весь их наличный запас яда.

Но вернемся к Саше Краузе. Отдышавшись, он поплелся домой. На другой "черный" рынок идти не хотелось. Тот находился далеко. Да и настроение сегодня было испорчено. Из состояния грустной задумчивости Сашу вывело то, что он ощутимо уперся в нечто своей склоненной головой. Перед ним стоял фургон. Тут Саша вспомнил, что некоторые торговцы семечками в целях большей конспирации предпочитают "черным" рынкам (скопом проще "засветиться"!) работу в одиночку. А что, если это как раз они? Была – не была, спрошу. И Саша заглянул в кабину, где сидели двое в штатском.

– Мужики, пощелкать не будет?

– Будет-будет! – весело отозвался один. Они выскочили из машины и подхватили Сашу под руки. – Вот сядешь в клетку, там и пощелкаешь! – И втолкнули его в фургон. На передней стенке фургона решетчатое окно красовалась. Кажись, менты, подумал Саша, вот влипнуть угораздило!

Но из милицейского участка, куда он был доставлен, его отпустили довольно быстро. Только записали фамилию и домашний адрес. Да еще усмехнулись на его пустой мешок.

Саша вышел. Напротив участка, через дорогу, стоял автомобиль-цистерна.

– Эй! – окликнул Сашу водитель. – Семечек надо?

Но Саша был теперь ученый. Он глядел недоверчиво и молчал.

– Ты что, семечек в