на одиночество в социальной сети.

– Сегодня опять выложила фотки – и опять ноль внимания! Никто не плюсует, никто не лайкает. Меня просто никто не замечает. А фотки хорошие, няшные. Не понимаю – чего им еще надо? :(

– В том-то и беда, что няшные. А должны быть нюшные!

Так говорил Трикстер.

29

И приступил к ним Планктон, многообещающе позвякивая увесистым дипломатом:

– Поздравьте меня, мужики – я взял очередной кредит. Надо бы обмыть…

– Не гони коней, – осадил его Водила, – сейчас Трикстер подойдет, и начнем.

– Да что вы все носитесь со своим Трикстером, как с писаной торбой? – возмутился Планктон. – Кто он такой вообще? Обычный оттяжник, каких у каждой точки валом.

– Так оно и есть, – согласился Супруг, – оттяжник и раздолбай. Но только раньше я на службе с утра до ночи жилы рвал и по психологам бегал непрерывно – а семья разваливалась на глазах. И ничего не помогало. А сейчас бухаю с вами в полный рост – и все ништяк. Супруга с меня пылинки сдувает, сын мне в рот смотрит. И Водила перестал на людей бросаться, и Док чего-то там защитил. Нет, что-то в нем все-таки есть…

– Да что в нем такого может быть? – не унимался Планктон. – Простой же алкаш!

– Не простой, – возразил Борода, – и не алкаш. Он – часть той силы, что вечно ищет кайф и вечно совершает благо.

Так говорил Борода.

30

И приступил к ним индеец Супруг, матерясь и скрежеща зубами:

– Куда катится этот гребаный мир?! Уже и в школу детей страшно отпускать. Вчера сыну дали брошюрку, а в ней русским по белому написано, что гомосексуализм теперь считается нормой. Они там что, совсем ебанулись? Что у них в голове?

– Да они давно уже думают не тем, что в голове, – объяснил Док, наливая Супругу до краев.

– Но мозг-то у них должен быть? – неуверенно спросил Супруг. – Они же с детьми работают.

– На хрена им мозг? У них есть классификатор болезней. МКБ-10 – их библия, истина в последней инстанции.

Все посмотрели на Трикстера, но он только отмахнулся.

– В последней инстанции – это для дебилов. А для остальных – тестовая версия истины в десятой редакции. И, кстати, тестируется она сейчас именно на нас.

Так говорил Трикстер.

31

Разомлев от жары, мужики лениво потягивали пиво в тени террасы. Водила похлопал себя по карманам и легонько потянул Планктона за рукав:

– Слышь, закурить не найдется?

– Да я уж неделю как бросил, – отозвался Планктон, не поворачиваясь. – Вредно для здоровья. По зомбовизору сказали, что каждая сигарета сокращает жизнь на пять минут.

– Ага, а кружка пива – на десять, – в тон ему прогундел Водила, доставая очередную бутылку.

– А час на диване у зомбовизора – на двадцать, – подхватил Борода. – Так что курить тебе по-любому полезнее, чем слушать про вред курения.

– Что, действительно на двадцать? – недоверчиво переспросил Планктон, обернувшись к Трикстеру.

– И чему я вас только учу! – вздохнул Трикстер. – Это же элементарно. Час, проведенный у зомбовизора, отнимает у жизни ровно час.

– От-же-ж-бля! – восхищенно выругался Планктон. – Мужики, а закурить ни у кого не найдется?

32

Июльское солнце пробивалось сквозь закрытые веки багровой волной; сознание неуловимо соскальзывало в свет, где теряется грань между оттягом и медитацией. Тяпничный вечер располагал; да никто особо и не противился.

И хотел приступить к ним Столичный Хипстер, и не знал как. И топтался он пред ними неприкаянно, потея и разглядывая бисер на мокасинах.

– Да садись уже, не заслоняй солнце, – махнул рукой Трикстер.

Хипстер с сомнением оглядел свои зауженные белые джинсы.

– Чо, прямо на бордюр?!

– На поребрик, – поправил Борода, не открывая глаз.

– Да какая в жопу разница? – раздраженно огрызнулся Хипстер. – Камень он и в Африке камень.

Трикстер приподнял голову и посмотрел на него с сожалением.

– Суть не в материале, но в технологии. Бордюр ложат. А поребрик кладут.

Так говорил Трикстер.

33

И приступила к ним вечно недовольная скво Льготница, и кипел ее возмущенный разум. И поносила она мужиков, насколько хватало словарного запаса.

– Чо лыбитесь, козлы?! В стране кризис, на пенсию не прожить, все дорожает! Промышленность разрушили, сельское хозяйство угробили, полимеры просрали! И сидят довольные! Веселятся! Чему радуетесь, злыдни?

– Питие на Руси – веселие есть! – снисходительно объяснил Борода. И, повернувшись к Трикстеру, уточнил:

– Правильно?

– Неправильно, – ответил тот. – Бытие на Руси – веселие есть. А питие его только усугубляет.

Так говорил Трикстер.

___

продолжение следует.

или не следует

Сборник

Имперские марши

1

Равнение – направо!

К позициям – бегом!

и вбиты в землю травы

казённым сапогом,

и вновь уводят строем

в пески чужой страны

обманутых героев

бессмысленной войны.

В спасении – прощенье,

сомненья далеки,

бьют по живым мишеням

весёлые стрелки,

им выдадут награды,

а трупы сбросят в ров,

скажите, бога ради —

почём чужая кровь?

Под гусеницей танка

афганская земля,

вожди кричат – «в атаку!»

бесстрашно из Кремля,

всё дальше наши флаги

вывозят за рубеж —

зачем грустить о Праге

и помнить Будапешт?

Под серп кровавой жатвы,

в крещение свинцом

великая держава

безусых шлёт юнцов.

Равнение – направо!

Не выдайте, сынки!

Вперёд! За вами правда,

весёлые стрелки!

А если думать больно

с кем там подружка спит —

солдату перед боем

промоет горло спирт,

по кругу пустят фляги

избранники судьбы —

ждет пацифистов лагерь,

героев ждут гробы.

И смерть покроет славу,

и кровь зальёт погон,

чужие лягут травы

под русским сапогом,

и снова, как когда-то,

пройдут, примкнув штыки,

имперские солдаты —

весёлые стрелки.

2

Брат мой лёг

в песок

в далёкой стране,

враг мой

рвётся в бой

за нашей спиной —

тыловой герой подрос на войне.

Кем расплатится он завтра с войной?

3

Вернулись из окопов

мы под родимый кров,

отмыв с ладоней копоть

и спёкшуюся кровь,

бесславные увечья

нам больше не страшны,

забытые навечно —

до следующей войны.

Затих над ковылями

набат стальных лавин,

как метко мы стреляли

в собратьев по любви!

Но пулями их метить

мы больше не должны

уже до самой смерти —

до следующей войны.

В кровавой карусели

наш скорый суд карал,

обильно смерти сеял

и ждал ростков добра,

излишни оправданья —

герои прощены.

Прощайте! —

до свиданья! —

до следующей войны.

Пусть вместо флагов реют

полотнища простынь!

Забыть бы поскорее

кошмар чужих пустынь!

Пусть народятся где-то

шальных полков сыны,

успеть бы до рассвета —

до следующей войны.