– Расстреливают? – Зетлинг поднял голову и взглянул на сидевшего против него полковника.

– Расстреливают, Дмитрий Родионович. Сейчас еще выпьют по случаю победы и начнут колобродить. От этого Шкуро одни проблемы. Партизанщина.

– Не будьте суровы, Степан Иннокентьевич, все же они нас выручили. А гражданских войн без партизан и расстрелов не бывает. Нам же с вами не нужно было допускать такого, но, коли допустили, придется смиряться, – Зетлинг сложил карту и убрал ее в ящик стола. – Доброй ночи, завтра на рассвете я уезжаю, так что теперь не скоро свидимся. С вами было приятно служить.

Они обнялись, и полковник вышел из комнаты.

Зетлинг остался один. Он постарел. Алый шрам разрезал его лицо глубокой бороздой. Но глаза Дмитрия Родионовича, несмотря на все испытания, выпавшие на долю нашего героя за два года разлуки, сохранили необыкновенный, располагающий к себе добрый и веселый блеск.

Дмитрий Родионович был в рядах Белого движения с первых дней его существования. Он шел защищать Новочеркасск среди первых двухсот. Он шел по ледяной степи на Екатеринодар, он штурмовал предместья кубанской столицы и хоронил генерала Корнилова. Восемнадцатый год Зетлинг провел между окопами и больничной койкой. Трижды он был ранен. Но каждый раз возвращался в строй. В декабре он получил в командование вновь сформированный Самурский полк и сейчас же оказался в самом горниле боев за Донецкий район. За три месяца боев полк потерял три четверти личного состава, но позиций не оставил.

Сегодня же днем генерал Май-Маевский прислал Зетлингу замену и дал ему отпуск. В Новочеркасске его ждала Петлицкая. Не выдержав разлуки, очаровательная Мария Александровна оставила свое тихое парижское пристанище и устремилась в бурные волны русской революции.

Зетлинг вынул из нагрудного кармана записку от Маши и погрузился в набросанные вольным и размашистым почерком строки.

«Дорогой Дима, наконец час встречи близок. Я почти уже чувствую тебя, твои глаза, твое дыхание. Боже, как я измучилась в сырости и одиночестве Парижа, за время пути. Если бы ты знал, как опостылела мне за последние недели вся эта никчемная морская романтика: грязные порты, ржавые корабли, грубые люди. Но вот я уже в России, снова в России! Но и здесь дожидаюсь больше месяца!

Вчера я имела разговор с Деникиным. Он обещал освободить тебя на время. К тому же, ты знаешь, Антон Иванович не так прост, как кажется многим. Он мне лукаво подмигнул и сказал, что у него для тебя найдется некое особое поручение. Я испугалась, но он обнадежил меня и заверил, что тебе, быть может, даже не придется покидать Новочеркасск. Это было бы чудесно!

Но не стану больше отвлекать от твоих ратных занятий. Жду с нетерпением. Твоя Маша».

– Что, Антон Иванович, никак, не случайно меня отстранили от командования? – Зетлинг по своему обыкновению принялся размышлять вслух. – Неужели опять мчаться в Петроград, или еще что похуже? Неспроста все это. Ну да ладно…

Зетлинг вышел из хаты, и в лицо ему пахнуло такой необыкновенной прохладой и свежестью, которую только и можно было ощутить донскою весной в стародавние, дедовские времена. Он расправил плечи и вдохнул всей грудью.

– Нет! Нечего ждать! Сейчас же, по коням!

Зетлинг вбежал в комнату, сорвал со спинки стула китель, сунул сверток с бумагами за пазуху, торопливо перекрестился и выбежал вон.

– Седлай! Живо! – приказал он казаку. – Передай, что я уехал в распоряжение штаба войск.

Ошарашенный казак очнулся от дремоты и взнуздал пегого жеребца.

– Ну, бывай, брат, – Зетлинг обнял казака, – бейтесь крепко. Бог в помощь!

По залитой солнцем мостовой проскакал офицер, и, размахивая шашкой над головой, крича «Посторонись! Прочь!», рассек праздную толпу зевак, и исчез за поворотом. За ним, подпрыгивая на старинной мостовой и неуклюже раскачиваясь из стороны в сторону, пронеслась коляска. Сидевшие в ней благообразные мужи в штатском приветствовали собравшуюся публику взмахами рук и также исчезли в раскаленном пыльном мареве. За пролеткой скорой рысью проехало еще несколько казачьих офицеров, и наконец в дальней оконечности бульвара показался виновник столь многолюдного собрания. Генерал Деникин был задумчив. Злоключения последних лет легли хмурой тенью горьких раздумий на его широкое, скуластое лицо. Он скакал, не поднимая головы, в надвинутой на брови фуражке. Его сопровождали два офицера на гнедых жеребцах с шашками наголо.

Внезапно монотонный гул вокруг вспорол отчаянный вопль: «Куда?! Стой!» – и свист городового. Деникин инстинктивно поднял голову и увидел, что навстречу ему из толпы рвется человек. Удерживаемый за левую руку казаком из оцепления, в правой он сжимал сверток, перевязанный голубой лентой.

– Стой! – перекрывая всеобщий гвалт, заревел городовой и направил на бьющегося в объятиях казаков человека пистолет.

Деникин остановился и с недоумением разглядывал разворачивающуюся сцену.

Придавленный к земле нарушитель спокойствия оказался юношей, хилым, но с поразительной силы, необычайной глубины ненавистью во взгляде. Он лишь хрипел, с заломленными руками, прижатый к брусчатке головой, и исподлобья, одним глазом, сверлил Деникина. Но вдруг, решительным усилием, он вывернулся, освободил руку, схватил лежавший на мостовой сверток и с силой ударил его о брусчатку.

Прогремел взрыв.

В небо взлетели обрывки одежды, брызги расколотого камня, пыль, тела казаков и террориста. На мгновение это месиво застыло, но тотчас же рухнуло оземь. Деникин тронул поводья и галопом поскакал прочь. Вслед ему неслись свист околоточного, крики, стон и отвратительный гвалт.

Тем временем, пока к месту невообразимого по своей бессмысленности события собирались дворники, пока разбирали мусор и складывали в наскоро сколоченные гробы останки жертв, в Новочеркасск с востока и запада въехали два всадника. С запада в город влетел отважный Дмитрий Родионович Зетлинг, не дождавшийся попутного эшелона и загнавший в пути двух коней. С востока в Новочеркасск въехал неустрашимый Александр Минин, который никогда не ждал попутных эшелонов и в то же время не находил нужным жертвовать ради сиюминутных устремлений здоровьем своего великолепного гнедого скакуна.

Зетлинг проскакал по окраинам города, мимо него промелькнули заводские трубы и нескончаемые улочки старинных палисадников и цветников. Он помчался по брызжущей майским солнцем мостовой и наконец оказался у цели. Отдав измученного коня на поруки швейцарам, Зетлинг вбежал в фойе огромной желтой гостиницы с красочной вывеской «Европа».

– Где остановилась Мария Александровна Петлицкая?

Барышня за столиком окинула нашего героя, забрызганного дорожной грязью, недоверчивым взглядом. Нехотя раскрыла журнал и, полистав для позы страницы, жеманно изрекла:

– Седьмой номер. На втором этаже направо.

Зетлинг мигом оказался наверху и уж было намеревался войти, но дверь оказалась заперта. Он постучал, но, окончательно потеряв душевное равновесие, принялся неистово тарабанить по содрогающейся двери. В коридоре показалась горничная, вслед за ней появились пожилая дама и офицер.