Просто чтобы успокоить эту взбалмошную особу, я послушалась. Бриллиант был большой и формой напоминал яйцо, только чуть приплюснутое. На верхушке «яйца» красовались маленькие изящные часики в серебряной оправе, к которой и крепилась цепочка.

— Днём и ночью, при свете солнца или звёзд эти часы показывают самое точное время, — сказала герцогиня. — Внутри нет никакого механизма, и их нельзя завести. Однако они идут и не останавливаются веками.

— Но как? — спросила я в недоумении.

— Камень даёт часам силу, — объяснила герцогиня с ещё большим воодушевлением. — В какой бы стране мира ты ни очутилась, стрелки сами займут верное положение с точностью до секунды, словно невидимая рука переведёт их.

Мне никогда не доводилось слышать о бриллиантах, способных на такое. Однако я вовсе не собиралась терять голову из-за каких-то дурацких часов. Камень под ними сверкал и переливался в тусклом свете свечей, озарявшем комнату герцогини. Должно быть, из-за этого я не сразу заметила ещё одно его удивительное свойство.

Внутри, в самом сердце бриллианта, клубился серый туман. Потом он вдруг рассеялся, и я увидела, как над крышами Парижа, заливая город тёплым медовым светом, встаёт солнце. Весь город, казалось, уместился внутри камня. Это было, пожалуй, примечательно. Примечательно, но не настолько, чтобы потерять голову.

— И это ещё не всё, — пылко продолжала герцогиня. — По собственному выбору камень может открыть тому, кто держит его в руке, видения из прошлого, будущего или настоящего. Не только из его собственной жизни, но и из жизни других людей. Эти видения бывают восхитительны, — её взгляд затуманился, — или ужасны.

Вот это уже показалось мне любопытным. Разумеется, я не поверила ни единому слову. Но сама идея была изящна.

— А что ещё умеет этот камень? — спросила я.

Герцогиня закрыла глаза:

— Ничего такого, что тебе следует знать, девочка.

Я посмотрела на камень, и в моей душе зародилось предчувствие прекрасного будущего. Старуха при смерти… Она послала за мной… Показала мне драгоценное ожерелье… Доверила ключ… Всему этому может быть лишь одно объяснение.

— Ах вы моя дорогая, милая, чуть живая старая лгунья! — вскричала я, бросаясь к ней с распростёртыми объятиями. — Вы решили подарить мне алмаз Тик-так! Передать загадочное наследие прошлого! Благослови вас Бог!

Смех герцогини был сухим и болезненным, но заполнил собой всю комнату.

— Не будь дурочкой. Ты права, у меня к тебе и правда есть дело, связанное с камнем. Но ты нужна мне лишь как гонец, не более.

— А-а… — Я прокашлялась. — Ну, разумеется, на самом деле я и не предполагала…

— Твоя задача очень проста, — перебила герцогиня Тринити. — Я уже упоминала Баттерфилдов. Я хочу, чтобы ты доставила алмаз Тик-так в их имение в графстве Саффолк — имение зовётся Баттерфилд-парк, и найти его не составит труда — и вручила в качестве подарка от меня.

— Подарка? — переспросила я.

Герцогиня кивнула:

— Матильде Баттерфилд. Ей скоро исполнится двенадцать. Ты должна преподнести камень ей на день рождения. В честь дня рождения устроят бал — тогда и вручи ожерелье, на глазах у всех гостей. Но ни минутой раньше, поняла? Я хочу, чтобы всё графство видело это. Справишься с таким заданием?

Я пожала плечами:

— Уж как-нибудь сумею доставить дурацкий старый бриллиантишко в этот ваш Баттерфилд-парк.

— Я ещё не закончила! — рявкнула герцогиня. — Если ты берёшься за дело, то знай, что тебе придётся соблюдать определённые условия. Условия, которые ни за что нельзя нарушать. — Толстым пальцем она поманила меня ближе к себе. — Ты не должна примерять ожерелье. Ни разу. Никто не должен увидеть его до той минуты, когда ты вручишь его Матильде на балу. Ни единым глазком. И никто, никто на всей земле, кроме Матильды Баттерфилд, не должен надевать ожерелье. Ты поняла меня?

Я почувствовала себя оскорблённой. За кого меня принимает эта полоумная толстуха? За какую-то уличную оборванку, начисто лишённую представления о морали и готовую напялить это её ожерелье при первой же возможности? Какое нахальство!

— Ты должна передать ожерелье Матильде во что бы то ни стало, — гремучей змеёй прошипела герцогиня. — Ты поняла меня, девочка?

— Да-да, я всё отлично поняла. Не обижайтесь, дорогуша, но что-то вы уж больно перевозбудились из-за этой истории. Переживания могут дурно сказаться на вашем здоровье. Вы же вроде как на пороге смерти и всё такое.

— О моём здоровье не волнуйся. — Герцогиня глубоко вдохнула. — Сегодня ближе к вечеру отплывает корабль в Англию. Ты должна быть на его борту.

— Чудесная мысль, — заметила я, подходя к окну, чтобы полюбоваться утренним солнцем. — Но у меня нет денег. Девушка не может отправиться в плавание, если у неё нет средств на билет.

— Чепуха! — отмахнулась герцогиня. — Я дам тебе денег на возвращение в Англию и даже гораздо больше. — Она указала на столик у окна. — Там всё, что тебе требуется.

— Герцогиня, — вкрадчиво сказала я, стрелой метнувшись к её постели, — когда вы сказали «гораздо больше» — насколько именно больше вы имели в виду? Я спрашиваю лишь потому, что моё финансовое положение в настоящее время оставляет желать лучшего.

— Пятьсот фунтов, — ответила герцогиня. — Пятьдесят сейчас. Остальное выплатит мой поверенный Горацио Бэнкс после бала в честь дня рождения Матильды. — Она схватила меня за руку (пальцы её оказались жуть какие холоднющие). — Берёшься ли ты исполнить моё поручение, Айви? Клянёшься, что сделаешь всё, как я сказала? Даёшь мне слово?

— Считайте, уже дала, — ответствовала я серьёзно, как распорядитель на похоронах. — Никто не увидит ожерелья до дня бала, и я сама надену его Матильде Баттерфилд.

— И ты не станешь примерять его, как бы сильно ни было искушение? — строго спросила герцогиня.

— Никогда, — обещала я. Но тут морщинки озабоченности прорезали моё прекрасное чело. — Простите, что спрашиваю, дорогуша… Вообще-то я не из тех, кто суёт нос не в своё дело, ведь у меня все задатки прирождённого отшельника, — но что вас связывает с Баттерфилдами?

Герцогиня негромко застонала, веки её затрепетали.

— Бабушка Матильды леди Элизабет — моя старая подруга. Мы выросли вместе. Стыдно признаться, но много лет назад мы поссорились из-за одного молодого человека. Тогда повод казался нам чрезвычайно важным, а теперь я вижу, как глупо это было. Ожерелье — попытка искупить мою вину. В шкатулку вложено письмо для леди Элизабет — передай его ей, как только прибудешь в имение.

— Это чудовищно щедрый дар, дорогуша, — заметила я лишь с тончайшим оттенком зависти.

— Леди Элизабет души в Матильде не чает. Все её надежды и помыслы связаны с внучкой. Ты не представляешь, как утешает меня сейчас, когда дни мои сочтены, мысль о том, что я передам ей этот дар. — Старуха указала на шкатулку. — Иди сюда — пора запереть ожерелье.