При этом она чуть наклонялась вперед, чтобы взгляд маленького импресарио более глубоко проникал в откровенное декольте, и для страховки раздвинула коленом складки юбки.

Но Мэдок, как истинный джентльмен, смотрел ей в глаза. Из этого Пипа постановила, что у Поупса действительно трудные времена.

— Садитесь же, — указал Мэдок на кресло, похожее на кожаную морскую раковину, усеянную по кромке золотыми шляпками гвоздей.

Пипа села и поерзала, чтобы юбка раздвинулась и обнажила ее великолепные ноги.

— Выкладывай! — сказал Мэдок, едва сел за стол.

— Хорошо. — Пипа фыркнула для порядка, но решила перейти к делу. — Улла Рен собирается начать новое мульти.

— Так, так!

— Он получил по почте сценарий и совершенно сбрендил, когда его прочитал, — продолжала Пипа.

— Что за сценарий?

— Никто этого не знает. Улла не расстается с ним. Наверное, даже спит с ним. У него всегда в руках единственный экземпляр.

— Тебя это беспокоит?

— Что?

— То, что он спит со сценарием.

— Я предпочла бы, чтобы он делал это со мной, — искренне признала Пипа без тени кокетства.

— Кто автор?

— Неизвестно. Сценарий не подписан. Но главное, что этот фильм потребует значительно больше средств, чем какой–либо другой.

— Насколько больше?

— В десять раз как минимум.

— Пойдет ли на это владелец студии, мистер Оран Ортодокс Мулер? — Поупс даже в такую минуту не мог не назвать главу синдиката полным именем.

— Это вопрос, — заулыбалась Пипа, чувствуя, что задела Мэдока за живое, — может быть, и пойдет. Он заинтересован в том, чтобы расширить масштабы производства. Он строит новые мультифотохоллы. Но это уже повод для переговоров. Перекупи Рена, и будешь счастлив.

— Легко сказать, перекупи! — Поупс схватился руками за лысину.

В приемной тем временем Огисфер тщательно заткнул пробкой переговорную трубку и щелкнул тумблером телефонного аппарата.

— Мистера Быстроффа! — сказал он, по привычке сухо откашлявшись. — С ним хочет говорить Огисфер Оранж.

Господин Быстрофф назначил встречу, едва Огисфер вкратце изложил ему суть дела.

Когда господин Быстрофф появился на аллее, Огисфер поднялся со скамейки и засеменил навстречу, пригибаясь несколько вбок и делая что–то вроде инстинктивных полупоклонов. Даже перед Поупсом Мэдоком, своим начальником и благодетелем, которого и уважал, и побаивался, Огисфер не пресмыкался так никогда.

Господин Быстрофф, в темно–лиловом сюртуке и мягкой широкополой шляпе, казался высшим существом. Он имел мелкие черты лица, обрамленные бородою, и бегающие глазки по бокам удлиненного носа, но умел напускать на себя величие.

— Я никогда бы не осмелился… — таковы были первые слова господина Оранжа, прежде чем он приступил к докладу.

Господин Быстрофф воровато стрельнул взглядом по сторонам и потребовал перейти к главному.

* * *

Хикс Хайд не вполне умер, пусть труп его и опознали уже.

Далеко–далеко от кабинета Поупса Мэдока исчезнувший из поля зрения охраны, свиты соратников и поклонников кумир нескольких поколений, бард, певец, музыкант, поэт, писатель, драматург и постановщик невиданных доселе шоу брел под хлопьями крупного снега, надвинув капюшон дафлкота и кутаясь в широкое кашне с кистями.

Он шел вдоль дороги. Занимался рассвет. Бессонная ночь давила на плечи усталостью.

«Мистер Поупс Мэдок будет в ярости», — злорадно подумал он.

Он уже представлял себе заголовки сегодняшних газет: «Исчезновение Хайда».

Мистер Поупс Мэдок — крупный импресарио, который находится под давлением синдиката. Тяжело ему. Но не так, как Хайду, только что уничтожившему себя самого. Собственноручно.

Бедный мистер Поупс Мэдок. Мечтает сделаться кинопродюсером, но даже не догадывается, какие приключения на свою задницу он этим накличет.

Как бы мистер Поупс повел себя, знай он правду о мистере Хайде? Этот праздный вопрос позабавил Хикса Хайда. Его губы передернула горькая усмешка.

Снег заметал следы.

Все дороги выбелил снег…

Но на снегу яснее тени.

А спрятать прошлое, что бросало на будущее зловещую тень, даже снег не в силах.

* * *

Кантор съехал с главной дороги. Повел машину медленнее. Пэриз. Предместье столицы.

Кантор остановил паромотор возле ворот парка. Вдали за деревьями угадывался особняк.

Сочинитель Лендер встрепенулся, захлопал с усилием глазами.

— Не стоит беспокойства, — вполголоса произнес Кантор, — я ненадолго отлучусь. Оставайтесь в машине.

— А куда мы прибыли? — профессиональная пытливость брала свое, и, едва проморгавшись, Лендер начал задавать вопросы.

— Незапланированный короткий визит, — уклончиво ответил Кантор, — необходимо проконсультировать одного давнего знакомого по вопросам личной безопасности.

— Это имеет отношение к расследованию?

— Все на свете имеет отношение друг к другу.

С тем Кантор покинул кабину паромотора.

Сочинитель Хай Малькольм Лендер некоторое время сидел в одиночестве. Он слышал, как скрипнули ворота парка, когда сыщик входил. Воцарилась тишина, только сухим потрескиванием отзывался в машине остывающий в режиме малого прогрева котел, да пару раз подналег на кузов порыв ветра. Зашумели могучие кроны тисового парка.

Зябко поежившись, Лендер вышел наружу, чтобы осмотреться. Ему хотелось сориентироваться, где же он находится. Первой мыслью было, что за воротами в парке скрывается дом какого–то лендлорда. Это была естественная мысль. Но, подойдя к воротам, он увидел на столбе прихотливую литую пластину с надписью:

Пэриз Плейс.

Частное владение

Оутса Мэдока, мейкера.

Собственный дом.

Тисовая аллея, 78.

С недавних пор некоторые главы синдикатов начали возводить дома по образцу так называемых «главных домов» лендлордов и окружать их обширными парками. Правда, мейкерам, в отличие от лендлордов, владевших землей изначально, приходилось выплачивать высокую аренду за эти парки и землеотвод под здания.

Лендлорды не имели ничего против, особенно не различая того, каким образом земля приносит им доход. Однако смотрели на подобные забавы богачей с иронией. Зачем нужна земля, которая не кормит, а объедает? Это как–то неправильно.

Глубинная подоплека появления этих «бутафорских» Главных домов должна была насторожить сильных мира сего, ибо не соответствовала Традиции, противоречила установленному порядку и самому здравому смыслу, но распознать эту подоплеку было пока некому.