— Я не знаю, Дейви, — сказал Гарри Кэрей по радио.

— Трилло — неплохой выбор в этой ситуации, — заверил Дейв Нельсон, от которого всегда можно было услышать какую-нибудь успокаивающую избитую фразу.

— Неплохой выбор? — Либерман обратился к Хэнрагану. — Да это единственный вариант, который есть у Циммера. Он ближе всех к мексиканцу на этой скамейке. Я собираюсь взять внуков на игру в понедельник. Хочешь пойти? Я куплю еще один билет.

Детектив Уильям Хэнраган крякнул, улыбнулся и отрицательно покачал головой. Этим утром он излучал уверенность, щеки розовели, обычно растрепанные волосы были подстрижены и аккуратно зачесаны назад. Красивое лицо ирландца слегка отекло. Голубая рубашка с коротким рукавом взмокла от пота, но галстук был тщательно выглажен. Сегодня Хэнраган лез из кожи вон, чтобы убедить самого себя, своего напарника и весь мир, что выпивка ему не нужна.

Когда Мэнни Трилло приближался к базе, дверь «Ти энд Эл» грохнула. Там не было пружины. Тем, кто неосторожно толкал дверь слишком сильно, она часто отлетала прямо в лицо. Пружину сняли пару недель назад двое ремонтников, которых после этого больше никто не видел. Старые хрычи высказали предположение, что эти двое были ворами и ездили по всей стране, охотясь за дверными пружинами.

Женщина с волнистыми рыжими волосами сумела проскользнуть через опасную дверь, чтобы задать свой вопрос. Теперь она стояла перед кабинкой Либермана. На ней было облегающее белое платье с цветочками, вышитыми у глубокого выреза, в котором виднелись груди, напоминавшие две бронзовые луны.

— Либерман, — сказала она.

— Вальдес, — отозвался Либерман.

И тут Мэнни Трилло отбил мяч за пределы поля.

— Ни хрена себе! — воскликнул Гарри Кэрей.

Либерман откинулся на спинку стула, наслаждаясь жизнью, игрой «Кабс» и видом Эстральды Вальдес, самой классной проститутки Норт-Сайда.

— Садись, Эстральда, — предложил он. — Могу я тебя чем-нибудь угостить?

— Что-нибудь холодное, без калорий, viejo[5], — ответила она, садясь рядом с Либерманом. — Должна следить за фигурой.

Она коснулась своего плоского живота и посмотрела на сержанта Эйба Либермана, а тот махнул рукой грустному мужчине в фартуке, стоявшему за стойкой.

Старые хрычи, как и сотрудники полицейского участка на Кларк-стрит, расходились во мнениях относительно того, на кого похож Либерман. Некоторые из них считали, что мрачноватый Эйб Либерман выглядит точно как такса, а по мнению их оппонентов, он больше всего напоминал ищейку — пусть очень маленькую, но все же ищейку. Либерман действительно не обладал внушительной фигурой: при росте метр семьдесят он весил около шестидесяти пяти кило. Выглядел Эйб, как минимум, лет на пять старше своих шестидесяти. Жена Либермана считала его самыми привлекательными чертами вьющиеся седые волосы и седые же усики, которые она называла «изысканными». По ее мнению, муж был больше похож на юриста или бухгалтера, чем на полицейского. Мэйш, с другой стороны, думал, что его брат похож на недокормленного Гарри Джеймса. Он сказал однажды молодому полицейскому, спросившему, кто такой Гарри Джеймс:

— Это трубач, у него своя группа. Тот самый, что женился на Бетти Грейбл.

— А Бетти Грейбл кто? — спросил полицейский, и Мэйш сдался.

Теперь Мэйш принес кувшин чая со льдом и чистый стакан для Эстральды. Он налил чаю ей и Эйбу и вопросительно посмотрел на Хэнрагана.

— Еще кофе, — сказал Хэнраган.

— Есть хочешь? — спросил Либерман Эстральду Вальдес.

Мэйш ждал.

Она отрицательно покачала головой, и Мэйш удалился тяжелой походкой.

— Что это с ним? — спросила Эстральда.

— С Мэйшем? Завидует, — ответил Либерман. — Он мой брат. Тебе нравится бейсбол?

— Ничего себе, — ответила девушка, пожав плечами. — Я люблю бокс.

Андре Доусон выбил мяч в аут в конце иннинга. Либерман протянул руку и выключил радио. В «Ти энд Эл» не было слышно ни звука, если не считать жужжания вентилятора, стоявшего на столе. Разговоры — обычно громкие, на самые разные темы, от бейсбола до цен на пастрому, прежних и планируемых поездок в Израиль, — прекратились, поскольку обладателям ушей, из которых торчали пучочки седых волос, очень хотелось услышать, что этой девушке-картинке нужно от Эйба.

— Давайте ближе к делу, — предложил Хэнраган, вздохнув и разглядывая свою чашку, чтобы удостовериться, что на дне не осталось ни капли кофе, перед тем как придет Мэйш, чтобы налить свежего.

— Сегодня жарко, и «Кабс» ведут в игре, — заметил Либерман. — Давай насладимся этим редким моментом, Уильям.

Хэнраган крякнул и помахал рукой Мэйшу, который двинулся в их сторону с наполовину полным кофейником.

Либерман никуда не спешил. Ему было уютно в кабинке, куда доносились запах кошерного мяса и голоса стариков, болтавших о том о сем. Кроме того, он знал, что Эстральда собирается сказать нечто важное. Она сообщила об этом заранее и попросила о встрече, но не на ее территории, а в каком-нибудь безопасном месте, где никто ее не узнает.

Либерман решил, что подходящим местом будет закусочная «Ти энд Эл», находящаяся всего в пяти кварталах от его дома, куда наверняка не придет никто из знакомых Эстральды.

Либерман не хотел торопить ни женщину, ни самого себя. Накануне он поздно лег, смотрел запись «Зоопарка в Будапеште» с Лореттой Янг. Бесс около часа сидела вместе с ним, потом ушла, сказав, что собирается посмотреть Коппела, а потом лечь спать. Либерман досмотрел фильм до конца и прикончил последнюю коробку печенья «Тамтам». Лег он около часа ночи, и Бесс уже тихонько похрапывала. Либерман проспал четыре часа, неплохо для него.

— Который час? — спросила Бесс, перевернувшись и потянувшись за очками, когда он встал.

— Четыре тридцать, — ответил он.

— Ты встаешь? У тебя медосмотр сегодня?

— Нет, завтра. Спи дальше, Бесс. Я сварю кофе, — сказал он, наклонившись, чтобы ее поцеловать. Он еще не дошел до двери спальни, а она уже заснула.

Либерман смолол кофе в новой маленькой электрической кофемолке, налил горячей воды, вставил фильтр в кофеварку и читал «Трибьюн», пока кофе тонкой струйкой лился в чашку. Либерману нравился запах кофе. Без самого напитка он вполне мог обойтись.

В шесть он позвонил в участок на Кларк-стрит, и Нестор Бриггс сообщил ему о звонке Эстральды Вальдес. Тогда Либерман перезвонил девушке и назначил эту встречу. И вот теперь он смотрел на нее, своего самого надежного и уж конечно самого красивого информатора. Если ей есть что сказать, пусть она сделает это тогда, когда сама захочет.

— У меня тут есть один парень, который не признает ответа «нет», — сказала Эстральда, допив второй стакан чая со льдом. Она поиграла кубиками льда, перебирая их пальцами с красными ногтями, и помолчала. — Я сказала ему, что у нас все кончено. Я говорила с ним по-хорошему, поцеловала в лоб, пощекотала яички. Я провела с ним хорошую ночь. Но он вспылил. Боюсь, он вернется и натворит глупостей. Я выхожу из игры, viejo.