— Скажи нам, как его зовут, и мы с ним поговорим, — предложил Хэнраган, когда Мэйш принес ему кофе. — Тебе незачем выходить из игры.

— У меня для этого есть и другие причины, — заметила женщина, касаясь своих красных губ еще более яркими ногтями. — Не надо вам с ним говорить, — сказала она, смеясь и глядя на быстро тающие кубики льда. — Для вас есть другое дело. Вы прикроете меня сегодня ночью. Мне надо забрать деньги кое у кого. Утром я смоюсь. Когда доберусь, куда мне надо, это в Техасе, дам вам знать, где найти список моих клиентов.

— Включая того, кто тебя преследует? — спросил Хэнраган, держа чашку с кофе обеими руками.

— Ага, — ответила Эстральда, — но одна фамилия ничего вам не даст. И я вам говорю, у меня есть другие причины, чтобы выйти из дела.

— Да вся эта затея ничего нам не даст, — заметил Хэнраган. — Без обид, сеньорита, но что нам делать с фамилиями клиентов проститутки?

— Сможете получить повышение или благодарность, borracho[6], — сказала Эстральда. — Намекнете клиентам из списка, что можете его порвать, и они сделают вас обоих большими шишками в полиции.

— Я слишком стар для того, чтобы быть большой шишкой, Эстральда, — произнес Либерман. — Ты действительно думаешь, что этот парень опасен?

— Уверена, — ответила она, отставляя стакан в сторону и глядя на Либермана. — Но даже если бы он не был опасен, мне все равно пора перебраться куда-нибудь в теплые края. Скоро зима, не так ли?

— Мы будем скучать по тебе, — сказал Либерман.

Эстральда пожала плечами:

— Я тоже буду скучать по тебе, viejo. Я тут накопила немного деньжат. Может быть, смогу вернуться домой и открыть маникюрный салон или что-нибудь в этом роде.

Она повернулась и посмотрела через плечо в окно. Либерман тоже повернул голову — увидеть, на что она смотрит, — но там не было ничего, кроме машин, неба и пустыря на противоположной стороне улицы, где в прошлом году снесли аптеку.

— А что Эскамильо? — спросил Либерман. Эскамильо Силк был боксер-средневес, едва ли способный удержаться от употребления кокаина. Хотя Силк, настоящее имя Леон Каскабелла, был женат и жил со своей женой, он любил ходить под руку с Эстральдой, а Эстральде нравилось выходить в свет. Поскольку она не могла открыто рекламировать себя, появляться на людях с Силком было полезно для бизнеса. У нее был нюх на хороший бизнес. И возможно, Эскамильо мог предложить ей еще кое-что.

— Не могу на него рассчитывать, — ответила женщина. И она была права. — Мы не так близки. Кроме того, не хочу, чтобы он знал, что я выхожу из дела. Хорошо, если он заметит мой отъезд хотя бы через неделю. А вам надо приехать ко мне до полуночи, — добавила она.

Эстральда снова посмотрела в окно, но на этот раз Либерман знал, что она не смотрит на что-то определенное. Она видела то или того, что или кого представляла в мыслях.

— На этой неделе парень заканчивает работу в полдесятого вечера, — сообщила она. — Он может прийти в любой момент до часа ночи, а то и позже.

— Мы будем на месте без четверти девять, — заверил ее Либерман.

— Напротив моего дома есть мотель с китайским рестораном, — сказала Эстральда. — Оттуда видны вход в дом и холл.

— Нам будет лучше видно из холла, — заметил Хэнраган.

— Но и вас будет лучше видно, — предположила она. — Я не хочу неприятностей с домовым комитетом. Мне еще продавать эту квартиру. Я была очень осторожна, а тут копы сидят в холле… Нет уж, спасибо. Кстати, из китайского ресторана вы сможете видеть мое окно, а из холла его не видно. Просто будьте рядом на случай, если вы мне понадобитесь. Позвоните мне, когда приедете на место. В любое время до половины десятого. Мой телефон у вас есть.

Либерман посмотрел на Хэнрагана, который глубоко вздохнул и кивнул. Либерман тоже кивнул Эстральде, хотя она и так уже поняла.

— Значит, заметано, — сказала она, вставая и широко улыбаясь Либерману. — Ты ведь не веришь, что я отправлюсь прямо в Техас, правда, viejo?

— Почему нет? — спросил Либерман.

— Может, и не отправлюсь, — добавила она, вздохнув, и, поднявшись, поправила тесное платье. — Я могу продавать только себя. Молодость ведь дается не навсегда, и мы живем не вечно, никто из нас не вечен, verdad[7]?

— Леди, — заявил Хэнраган, — что вы здесь морочите нам головы? Мы все знаем, что ты могла бы заплатить какому-нибудь наркоману с улицы четыре сотни, чтобы он отправил этого парня на тот свет.

— Нет, — возразила Эстральда, рассмеявшись, и сделала шаг в сторону двери. — Если бы я платила за убийство всех психов, с которыми общаюсь, я бы разорилась, а все вокруг было бы завалено трупами. Не опаздывай, viejo.

— Мы будем вовремя, — пообещал Либерман, и она вышла походкой, предназначенной специально для старых хрычей, смаковавших воспоминания.

Она еще не дошла до двери, когда за стойкой зазвонил телефон. Мэйш не спешил взять трубку, он сделал это только после того, как Эстральда скрылась из вида и старые хрычи начали разбор ее достоинств.

— Нам не нужен ее список, Эйб, — заявил Хэнраган, пересев на другое место в кабинке и повернув вентилятор так, чтобы тоже оказаться в поле его действия. — Нам повезет, если хотя бы половина этой истории про клиента Эстральды окажется правдой.

— Давай считать, что мы делаем прощальный подарок. Мы ей многим обязаны, — сказал Либерман.

— Эйб, — крикнул Мэйш, — тебя к телефону.

Либерман медленно поднялся, зная, что после часа, проведенного в одном положении, предупреждающая боль в пораженных артритом коленях неизбежна.

— Что за подружка, Эйбеле? — спросил старик в кепке, сидевший у стойки.

— Мэйш, — донесся от столика старых хрычей голос Гарри, — позвони Бесс. Скажи ей, что у Эйба шуры-муры с дочкой Риты Хейуорт, принцессой…

— …Кэролайн, — подсказал Хауи Чэнь.

— Джесмин, — закончил Сид Леван, который немного смахивал на Никиту Хрущева.

— Эйб? — произнес женский голос в трубке.

— Я тебя слушаю, Луиза.

— Только что поступил звонок, — сообщила Луиза Джексон из полицейского участка на Кларк-стрит. — Сын Хосе Руиса видел Дель Соля в ресторане «Чапультапек» меньше часа назад.

Эмилиано «Эль Перро» Дель Соль до полусмерти избил Сильвию Эстебан телефонной трубкой за то, что та разговаривала, когда по радио пел Хулио Иглесиас. Говорили, будто Эль Перро перерезал горло одному из братьев Варга, когда тот случайно наступил ему на ногу. Не один знакомец Либермана был в баре «Дос Эрманос» в ту ночь, когда Эль Перро избил до бесчувствия двух строителей, посмевших посмотреть на него, когда он медленно и с трудом сочинял письмо своей матери в Панаму. Эль Перро был главарем банды «Тентакулос» — «щупальца», и эти парни считали, что Норт-авеню принадлежит им.