сказала мама, – ты помнишь, что мы собирались нарисовать ей поздравление?

– Да, я стихи уже сочинила. Только кто будет рисовать?

– Я поговорила с Юрой, он пообещал. Слышала от мальчишек, что он хорошо рисует.

Я молча кивнула, кутаясь в мокрую джинсовую куртку.

Пока мы дошли до нашей базы, солнце село и стало совсем холодно.

Оказавшись в домике, я переоделась в сухую майку, закуталась в одеяло, и даже ужинать не пошла – не могла согреться. Как мама с девчонками вернулись с ужина, я с трудом слышала сквозь дремоту. Мама потрогала мой лоб, ахнула и полезла в косметичку за таблетками. Термометра у нас не было, но все было ясно и так. Горло болело так сильно, что я не знала, как втисну в себя таблетки.

– Мама,– вместо слов у меня получалось какое-то сипение, – возьмите на столе листик, там стихи для тети Шуры. Пусть Ленок идет с Юркой поздравление рисовать.

Сказала, и провалилась в беспокойный тяжелый сон.

Когда я проснулась, было уже позднее утро. В домике никого не было. Голова почти не болела, я тихонько встала. Решила пойти умыться и посмотреть где народ.

Перекинув полотенце через плечо и сунув в карман зубную пасту и щетку, я медленно вышла на улицу. Но вместо девчонок увидела Сережку с Юркой, сидящих на скамейке возле нашей двери. Увидев меня, они вскочили:

– Ты прости нас. Мы не хотели, чтобы ты заболела…Мы не думали, что так получится.

Я махнула рукой, потому что говорить у меня еще не очень получалось.

– А, ерунда.

И поплелась к умывальникам мимо столовой. На дверях столовой висело поздравление. Я подошла ближе посмотреть.

На половинке ватманского листа зеленым фломастером были написаны мои стихи.

Лишь только солнышко взойдет

Над куполом Чимгана,

А тетя Шура уж спешит

На кухню утром рано.

Она для взрослых и ребят

Готовит завтрак вкусный

И все ее благодарят,

Наперебой ей горят:

«Да, повар Вы искусный»

Желаем тете Шуре мы

Жить много-много лет,

Чтоб жизнь счастливая была

Без горестей и бед.

По краям были довольно красиво акварельными красками нарисованы красные розы, но стебли их были почему-то изображены простым карандашом.

– Натуся, ты чего встала?,– это мама вышла из столовой и увидела меня.– Я тебе завтрак несу, иди ложись.

– Лен, а почему стебли такие странные? – спросила я у подошедших следом девчонок.

– Потому что Юрка не дорисовал до конца, а пошел гулять с раскрашенной девицей, – с возмущением сказала Ленка.

– Но он же попросил разбудить его утром, чтобы дорисовать, – вступилась Ирка.

– И как я бы я его будила? Зашла в домик, где мальчишки спят?

– Ну постучала бы в дверь или в окно.

– Ничего, и так получилось красиво, – сказала мама.– Натик, иди ложись, нечего тут разгуливать.

– Сейчас, дайте хоть умыться.

Я побрела к умывальнику, думая о том, как жалко болеть и лежать в домике в такое солнечное и красивое утро. Мы собирались сегодня за ежевикой, возле реки ее целые заросли. Сквозь колючие лисья просвечивают черные спелые ягоды. Но мама, конечно, ни за что мне не разрешит участвовать в таком мероприятии.

Глава 4

– Девчонки, плывите сюда! Здесь мелко!, – кричит Ирка, и машет руками. Ленка и маленькая Настя плывут к ней наперегонки. Я наблюдаю за ними через видоискатель кинокамеры, ловлю подходящие моменты для съемки.

Рустам с Сашей в стороне ныряют с обрыва. А вокруг плещутся воды Чарвака – Чарвакского водохранилища. Когда-то здесь была долина, текла небольшая речка, росли сады, жили люди. Потом, когда построили Чарвакскую ГЭС, вся она попала в зону затопления. Недалеко от того места, где я сижу, асфальтированная дорога, попетляв по берегу, уходит под воду. Когда мне было лет пять, по этой дороге мы с родителями ездили по мосту на другой берег – вон и фермы бывшего моста из воды торчат. Я захожу в воду по этой заброшенной дороге и стараюсь плавать около нее. Отклоняться в стороны мне как-то неприятно – кто знает, что там может встретиться. Наверно, только остатки затопленных деревьев. Но воображение рисует всякие неприятные картины, и я стараюсь не заходить глубоко. Совсем не лезть в воду – выше моих сил, день очень жаркий. Не спасает даже прохладный ветерок с гор.

Кинокамера вдруг замолкает, и я начинаю искать причину: батарейка села или пленку внутри зажевало и получился «салат»? Достаю батарейку и пытаюсь лизнуть между клеммами. Тут же ко мне подскакивает Сережка:

– Что случилось? Помощь нужна?

Батарейка щиплет язык. Мы лижем батарейку по очереди и приходим к выводу, что дело не в ней.

– Придется открыть камеру дома в темноте, вытащить пленку и аккуратно смотать, – говорю.

Сергей молча кивает и с улыбкой смотрит на меня. Глаза у него ярко-зеленые и ресницы черные и длинные, вот бы мне такие!

– Наташка, идем к нам!, – вопят из воды девчонки.

– Пойдем?, – спрашиваю у Сережки.

– Нет, неохота…

Он ни разу так и не залез в воду, сидел на берегу в джинсах и майке. Я подумала, что наверно неприятные ассоциации появляются не только у меня. Хотя моя бабушка всегда говорили, что чрезмерная впечатлительность мешает жить.

Мы садимся рядом на огромный валун. Рядом растут две алычи, так что мы почти в тени.

– А ты в какой спецшколе учишься?, – вдруг спрашивает он.

– Почему в спецшколе? В самой обычной районной школе…А что?

– Я видел, как ты в тетрадке решала примеры по алгебре. Не на осень же тебя оставили?

– Нет, конечно. Это нам на лето дали задание, всему классу. Учительница очень строгая по математике. Хочет, чтобы мы и летом не расслаблялись. А чтобы не было потом запарки, я решаю потихоньку, когда есть время. Не люблю ничего оставлять на последний момент.

Сережа молча кивнул. Я заметила, что он вообще не очень многословен.

– А ты в какой школе?

– В полтиннике, в физико-математическом классе. И Юрка тоже.

–Ого!, – не удержалась я.

50-я школа была одна из самых известных в Ташкенте.

– А куда ты будешь поступать?, – вдруг спрашивает он., – Наверно, что-нибудь связанное с киносъемками?

– Вряд ли. Мои родители считают, что это не профессия, просто хобби. Наверно в политех.

Вдруг рядом со мной шлепнулся мокрый мяч. Следом прибежал Рустам.

– Что это вы тут уединились? Пошли купаться!

В зеленых глазах Сережки мелькнуло странное выражение. Пауза затянулась, но тут подошла мама, и все засобирались домой.

Дома я закутала свою кинокамеру в три одеяла и начала аккуратно сматывать застрявшую пленку. При этом боялась шевельнуться, чтобы нечаянно ее не засветить.