— Это точно, человечий отпрыск. Но помни, что это не все, в чем ты поклялся, — он повернулся к хозяину гостиницы. — Как мы можем найти дорогу к Кольцу Темных Камней?

Феликс почувствовал, как у него пересохло во рту. Он старался побороть дрожь в руках.

— Там есть тропинка возле дороги. Я проведу вас к месту, откуда она начинается.

— Отлично, — сказал Готрек. — Такую замечательную возможность нельзя упустить. Сегодня я искуплю все мои грехи и окажусь среди Железных Холмов моих предков. Такова воля Великого Грунгни.

Он сделал особый знак над своим хохлом сжатой в кулак правой рукой.

— Давай, человечий отпрыск, идем! — он направился к двери.

Феликс подобрал свой мешок. В дверях старушка остановила его и положила что-то в его руку.

— Сударь, пожалуйста, — сказала она, — возьмите это. Это амулет Сигмара. Он защитит вас. Мой маленький Гюнтер носил такой же.

Феликс готов был ответить, что Гюнтера он не спас, но выражение ее лица остановило его — в нем читался страх, покорность и, возможно, надежда. Он был тронут.

— Я сделаю все возможное, сударыня.

Снаружи небо освещалось зеленоватым светом обеих лун. Феликс разжал ее руку. На ладони лежал маленький железный молот на ажурной цепочке. Он расправил цепочку и надел оберег на шею. Готрек и старик уже спустились к дороге, и Феликсу пришлось бежать, чтобы догнать их.

— Как ты думаешь, на кого они похожи? — спросил Готрек, пригибаясь низко к земле. Впереди него шла дорога на Харцрох и Богенхафен. Феликс наклонился, чтобы рассмотреть следы. Это был конец тропинки. Феликс надеялся, что хозяин таверны благополучно вернется домой.

— Следы, — сказал Феликс, — идут на север.

— Очень хорошо, человечий отпрыск. Это следы экипажа, который направился на север к Кругу Темных Камней.

— Того самого? — поежился Феликс.

— Надеюсь. Что за славная ночь! Мои молитвы услышаны. Это возможность оправдаться и отомстить свиньям, которые едва не обратили меня в бегство, — ликовал Готрек. Однако Феликс заметил произошедшую в гноме перемену. В нем чувствовалось напряжение — как будто приближался час, когда решится его судьба, но он не был готов к нему. Готрек был необычно разговорчив.

— Почему карета? Этот шабаш ведьм состоит из знатных людей, человечий отпрыск? Ваша империя настолько испорчена?

Феликс покачал головой:

— Я не знаю. Глава их может оказаться и вельможей. Большинство, уверен, происходят из местного населения. Говорят, что следы Хаоса гораздо глубже в этих глухих местах.

Готрек тряхнул головой — впервые выглядел почти уныло.

— Я мог бы начать оплакивать безрассудство твоего народа, человечий отпрыск. Быть настолько испорченными, что ваши правители готовы продаться темным силам, — это ужасно.

— Не все люди таковы, — зло сказал Феликс. — Это правда, некоторые ищут быстрый способ обретения власти или удовольствия, но их мало. Большинство людей хранят свою веру. К тому же Древнее племя тоже не так уж незапятнано. Я слышал о целом войске гномов, предавшихся Павшим Силам.

Готрек издал тихий злобный возглас и плюнул на землю. Феликс покрепче сжал рукоятку своего меча. Он боялся, что зашел слишком далеко в разговоре с Победителем троллей.

— Ты прав, — сказал Готрек, и его голос был мягким, но холодным. — Мы не можем так спокойно говорить о подобных вещах. Мы ведем постоянную войну против этих выродков и их черных повелителей.

— Так же, как и мой народ. Мы тоже охотимся на ведьм по своим собственным законам.

Готрек покачал головой:

— Твой народ не понимает. Он ослаб, и пал духом, и забросил войну. Люди ничего не понимают в тех ужасных вещах, которые подтачивают основы мира и хотят разрушить все живое. Охота на ведьм? Ха! — он сплюнул. — Законы! Есть только одна возможность одолеть угрозу Хаоса. — Он многозначительно потряс своей секирой.

Они осторожно пробирались сквозь чащу. Над их головами обе луны сияли светом обреченности. Моррслиб стала даже ярче, и теперь ее зеленый отблеск окрашивал все небо. Легкий туман покрыл все вокруг, и окрестная местность казалась дикой и мрачной. Скалы возвышались над торфяником, подобно чумным язвам, запятнавшим кожу земли.

Иногда Феликсу казалось, что он слышит хлопанье крыльев над головой, но когда он смотрел в небо, то видел только лунный блеск. Туман искажал все вокруг, и казалось, будто они идут по дну адского озера.

Феликс подумал, что в этом месте что-то неладно. В воздухе ощущался запах гниения, и волоски на его шее встопорщились, как иголки. Давно, когда он был еще маленьким мальчиком, он сидел возле дома своего отца и наблюдал, как небо чернеет от тяжелых туч. Затем началась самая жуткая буря на его памяти. Сейчас он чувствовал то же самое. Могущественные силы собрались где-то рядом, он был уверен. Ягер ощущал себя букашкой, ползущей по туловищу великана, который может в любой момент проснуться и прихлопнуть его.

Даже Готрек выглядел подавленным. Он умолк и ничего не бурчал себе под нос, как обычно. Время от времени гном останавливался и жестом приказывал Феликсу затаиться, пока он будет нюхать воздух. Феликс мог заметить, как было напряжено все тело гнома, словно тот каждым нервом старался уловить даже самый легкий намек. Затем они снова продолжали свой путь.

У Феликса также был напряжен каждый мускул. Ему очень не хотелось идти. «Разумеется, — говорил он себе, — мое обязательство перед гномом вовсе не означает непременную смерть. Возможно, мне удастся укрыться в тумане».

Он сжал зубы. Он гордился тем, что был человеком чести, а клятва, данная гному, была настоящей. Тот рисковал, спасая его. Впрочем, тогда он не знал, что Готрек ищет смерти и следует за ней, как кавалер за обожаемой дамой. И еще не свободен от своего обета.

Феликс вспомнил веселый вечер и множество выпивки в таверне «Лабиринт», когда они стали кровными братьями, поклявшись по странному гномьему обычаю, и он согласился помочь Готреку в его деле.

Готрек мечтал о том, чтобы все помнили его имя и повторяли рассказы о его подвигах. Когда он узнал, что Феликс поэт, то предложил ему присоединиться к своим странствиям. В тот момент, в теплом свете пьяного товарищества, Феликсу это показалось замечательной идеей. Роковая цель гномьего похода была для Феликса материалом для эпической поэмы, которая могла бы сделать его знаменитым.

«Я меньше всего тогда думал, что это приведет меня сюда, — думал Феликс. — Приведет к охоте на чудовищ в Таинственную ночь». Он иронично улыбнулся. Очень легко петь о смелых подвигах в тавернах, где ужас скрыт за словами искусного поэта. А здесь все было по-другому. Внутри у него все холодело от страха, а давящая атмосфера побуждала бежать отсюда с отчаянным криком.

«Одно утешение, — говорил он себе, — что это будет прекрасным материалом для поэмы». Если только он останется в живых, чтобы написать ее.