Ничего в жизни Евы не осталось прежнего, кроме разве что сладких пирожков, но и их теперь приходилось печь самой. Хорошо хоть умела.

Малышка добежала до школы за пятнадцать минут до начала занятий. Успела проскочить злосчастный перекресток, где Арам велел его ждать, еще до его появления. Села за последнюю парту, как в первый день занятий.

Весь учебный день промаялась, ожидая взрыва, но одноклассник как будто даже не заметил ее ослушания. Ева даже решила: повезло и пронесло. Но нет, после уроков он подловил ее в гардеробной и зажал в уголке.

Ей было неимоверно страшно оказаться со здоровым парнем наедине. Непонятно, что сделает, а главное — это прямое нарушение запрета отца.

— Пусти меня… — взмолилась она.

Арам не послушал, наоборот, заставил упереться спиной в стену, а сам навис над ней, поставил руки по обе стороны от несчастной малышки. А потом вдруг резко нагнулся, на секунду прикоснулся к ее губам своими.

И мир уплыл… Все на свете уплыло в дальние дали, колени Евы подогнулись, она забыла, как дышать. А очнувшись от непонятного дурмана, что было силы врезала ладонью по наглой мальчишеской физиономии.

— Эй! — рыкнул он. — Ты чего дерешься?

— Да ты что? Нельзя целоваться!

— Почему нельзя? Не понравилось? — спросил он совершенно серьезно.

— За такое Бог накажет! — выдала она ему очевидную истину.

Но Арам на это только рассмеялся.

— Пусть наказывает, я не боюсь. В общем, так, Монашка, трогать не буду, маленькая ты еще какая-то, зажатая. А целовать… буду. Иногда. За это ты получишь от меня защиту, никто другой не пристанет. Но завтра же ты возвращаешься за мою парту и чтишь пункт первый: я говорю, а ты делаешь.

— Если папа еще раз увидит, как ты меня в школу провожаешь, он меня убьет… — тихонько призналась Ева.

— Почему? — приподнял правую бровь Арам.

— Он не разрешает мне встречаться с мальчиками, — призналась Ева, впрочем, решив скрыть тот факт, что у отца претензии к фамилии Арама.

— Ясно. Тогда провожать не буду, но в остальном все по старой схеме.

Сказал как отрезал, и попробуй поспорь.

Еве была очень понятна эта схема: ей сказали, она сделала. Она всю жизнь так жила. С Арамом изначально не чувствовала себя равной, ведь он гораздо сильнее и весомее маленькой ее. Поэтому такая модель отношений не вызывала внутреннего протеста, наоборот, показалась логичной.

С тех пор так и повелось. В школе она ходила за Арамом тенью, слушалась его. А временами, примерно раз в неделю, он закрывался с ней где-нибудь и целовал. И мир уплывал… каждый раз.

За пределами школы они оставались будто бы не знакомы. Хотя Ева в принципе нигде особенно не гуляла. Некогда — отец взвалил на нее все обязанности по дому и очень злился, если она что-то не успевала.

— Что хорошего в русской девушке? — учила его жизни мачеха, Карина.

Первая и третья жена отца — так уж вышло.

Он женился на ней в восемнадцать, сделал троих детей и ушел к матери Арама, «мисс Улыбка Нашего Городка», Марине Сукачевой. Увидел ее на конкурсе красоты, который спонсировал, и влюбился. Но счастья с ней не получилось: она сбежала от него к более молодому и перспективному мужчине — московскому продюсеру. А сына оставила за ненадобностью.

Отец помыкался-помыкался и вернулся к первой жене. Та не будь дурой приняла чужого сына как своего. Любила даже, наверное, но иногда попрекала происхождением:

— Кровь у них гнилая, детей своих не любят, все кукушки и стрекозы — лето красное пропоют, молодость прогуляют. Присмотрелся бы ты к Наринэ, она же дочь друга отца…

Вот таких рассуждений он наслушался массу. Убедили ли они его? Нет и еще раз нет.

Арам для себя все решил: отец отправит его учиться в Москву, уже обещал. И он поедет… вместе с Евой.

Ему уже исполнилось восемнадцать, Еве будет восемнадцать в следующем месяце. Вот как только она справит день рождения, он заберет ее, и больше она своего отца не увидит.

Когда Арам на ней женится, никто больше не посмеет поднять на Еву руку, даже косого взгляда на нее бросить.

Они хорошо будут жить!

Отцу знать не обязательно… пока что. А после регистрации ему придется принять Еву, как официальную жену Арама, и никуда он не денется.

О, как же Араму не терпелось начать семейную жизнь с Евой. Видеть ее утром, вечером, ночью. Особенно ночью. За два года у них так и не случилось никакой близости, кроме самых что ни на есть невинных поцелуев. Малышка все твердила: до свадьбы грех, нельзя и так далее. Ну вот после свадьбы пусть расхлебывает. Ему дико не терпелось обрушить на нее все свои желания.

Арам решил сделать предложение на выпускном, рассказать Еве свой план. Это будет романтично, знаково, а еще об этом приятно будет рассказать детям. Предвкушал ее радость, ведь она обязательно должна согласиться. Как она могла ему отказать, если на протяжении двух лет беспрекословно слушалась? Да никак, она согласится.

Он ждал ее перед школой вплоть до церемонии вручения аттестатов, ждал ее позже на банкете, ждал перед началом танцев. Ждал до самого рассвета.

Ева не пришла.

Арам ни слова Еве не сказал, лишь посмотрел в ее огромные, широко распахнутые глаза, зашел за кассу и притянул к себе. Вмял свои губы в ее и почувствовал, как она обняла его за шею.

В такие моменты, когда Ева его обнимала, отвечая на поцелуи, он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Большего счастья, чем получить от нее ответ на свои эмоции, для него не существовало.

— Почему ты не пришла на выпускной? Я ждал… — прогудел он ей на ухо с чувством.

— Прости меня… — вдруг всхлипнула она. — Я очень хотела прийти, но отец как узнал, куда собираюсь, тут же запретил, и в тот же день заставил поехать с ним в деревню. Попробуй с ним поспорь! За руку схватил и в машину затолкал. У него же отпуск был. Вот месяц в старом бабушкином доме и просидели. Вообще какой-то псих стал…

— Я понял, — процедил Арам.

Он снова притянул Еву к себе и стал целовать еще настойчивее прежнего. Но после столь долгой и болезненной разлуки одних поцелуев в губы ему оказалось мало.

Сам не понял, как начал целовать ее щеки, шею, а потом схватил Еву под попу и прижал к себе так, как никогда до этого не делал. Вытащил сзади ее блузку из юбки и запустил руки под тонкую белую ткань.

И Ева перестала обнимать его, наоборот, уперлась ладонями в грудь, стала просить:

— Арам, не надо… Арам, нам нельзя…

— Почему нельзя? — выдохнул он, находясь уже практически в полубессознательном состоянии.