Выскочив из машины у бетонной площадки медпункта, Нина выдохнула с облегчением, но как оказалось преждевременно.

– Ниночка, извините, при вас пришлось разборку устроить, – Рыжов вышел следом за ней, – работа, понимаете, приходится голос повышать.

– Да-да, я пойду, у меня там пациент с температурой. Спасибо, что подвезли.

Но Рыжов, будто не слыша, продолжал идти в след за ней.

– А как вы относитесь к шашлыку?

«Никогда больше не сяду в чужую машину», – с опозданием зареклась Нина.

– Не очень, тяжелая пища. До свидания.

– Тогда может уху? Приглашаю в субботу, мы тут собираемся небольшой компанией.

– Я по выходным к родителям езжу. Еще раз до свидания, – Нина распахнула дверь медпункта.

– Ну, в следующий раз, – наконец сдался голова, – вы обещали, не забудьте, до свидания, Ниночка.

«Когда это я успела что-то пообещать».

– Что вы пообещали? – завернувшись в плед, согнувшись вопросительным знаком, у двери стоял бледный Степан.

– Морозит? – встревоженно подлетела к нему Нина, бесцеремонно трогая рукой лоб. «Как печка!»

– Немного, – кисло улыбнулся казачок.

«Сорок и две», – выдал страшный вердикт термометр. «Ой, мамочки!»

– Степушка, давай скорую вызовем, я тебя очень прошу, очень, – взмолилась Нина.

– Фельдшер, колите что нужно, – не унимался отчаянный больной. – Этот боров на «бобике» пристает к вам?

– Ну, так скажем, навязчиво ухаживает, – Нина торопливо стала распаковывать шприцы и вскрывать ампулы.

– Набить ему морду? – синими губами выдал казачок.

– Пока не за что. А вы драчун? Приспустите штаны.

– Нет, я смирный, но для вас могу.

– Как благоро-о-одно, – иронично протянула Нина. – Вы прямо мой рыцарь, на сером коне.

– Почему на сером? – не понял Степка.

– Машина у тебя серая, – подмигнула Нина, наполняя новый шприц.

Нет, она с казачком не заигрывала. Если бы утром на пороге появился вот такой вполне себе здоровый красавец, Нина бы засмущалась, растерялась, нахмурилась, сухо отвечала бы на вопросы и отводила взгляд, то есть вела бы себя зажатой скромницей. Другое дело – больной, уж здесь смущаться и мямлить никак нельзя. И сейчас для Нины этот смазливый казачок был не мужчиной, а большим капризным ребенком, которого, если не удается отправить в больницу, надо срочно излечить – лекарствами, заботой и шутками. А еще она подбадривала саму себя, потому что в душе панически боялась худшего… 

– Что же с тобой делать, Казачок? – Нина задумчиво потерла виски, где-то на подступах стояла мигрень.

– Мне уже хорошо. Вы идите домой, Ниночка. Я правильно расслышал имя? – щеки у Степки и вправду слегка порозовели, лекарства начали действовать.

– Вообще-то, я Нинель, но можно Нина.

– Нинель? Ничего себе, родители у тебя, гляжу, с фантазией.

К подколам по поводу своего имени Нина уже привыкла, поэтому возмущаться нетактичностью казачка не стала.

– Нинель Мышкова, актриса такая была, маме очень нравится, – дежурно ответила она, размышляя о своем. «Сейчас температура спала, тридцать семь и пять – это семечки, но к утру же опять полезет. Как его бросить здесь? А сидеть рядом на стуле всю ночь я не смогу, мне же завтра на работу. Что же делать?»

– Скажи, Казачок…

– Да почему ж казачок, у меня в роду казаков не было? А нет, были, по бабке отца, те с Кубани, – оживился Степка, почувствовав себя значительно лучше.

– Вот видишь, быть тебе Казачком, – припечатала Нина. – Скажи, Казачок, ты же не маньяк?

– С утра не был, но под воздействием убойной дозы антибиотиков, – он скосил глаза на коробку с использованными шприцами, – теперь и не знаю.

«А он, оказывается, балабол».

– Мне придется тебя домой забрать, только, пожалуйста, без глупостей, хорошо? У меня электрошокер есть, если что, – зачем-то добавила Нина.

– Ничего себе, – попытался сипло присвистнуть больной, – и откуда такие вещи у музы медицины?

– Один человек подарил, для самообороны, – замялась она, – зимой с обхода уже по темноте иду, чтобы от собак бродячих отбиваться, ну и на всякий случай, в селе почти одни старики живут.

Старенький электрошокер Нине раздобыл участковый Роман Витальевич, но строжайше запретил рассказывать, что это его подарок. Нина все понимала и про грозное оружие помалкивала, и сейчас при крайней необходимости взболтнула в первый раз.

– Я буду шелковым, – с легкой усмешкой проронил Степан, и в сверкающих болезнью глазах заплясали хитринки.

«Бабы за ним, наверное, умирают, – сделала вывод Нина, еще раз разглядывая тонкие упрямые брови, – но мне такие упертые твердолобы не нравятся, одна морока с ними. Как там сегодня бабка Лушка сказала – от красавцев одни слезы… и головная боль», – добавила она от себя.

– Заворачивайся в плед, я сейчас соберу лекарства, и поедем, – скомандовала Нина, окончательно приняв решение.

Степка, обернувшись как Архимед пледом, завел машину, Нина, жестикулируя, объяснила куда ехать. Вел Казачок спокойно, уверенно и плавно, что по неровной дороге было целым искусством.

– Ты хороший водитель, – похвалила Нина, – не люблю дерганных и шустрил.

– Лучше чем боров?

– Какой боров? – не поняла Нина.

– Что тебя сегодня подвозил.

– Не хочу об этом говорить, – надулась она, отворачиваясь к окну.

– А ты хвасталась, что тоже водишь, у тебя машина есть? – Степке явно полегчало, он стал более любопытным и каким-то цепким, именно это слово приходило Нине на ум. «Зря я его, наверное, домой тащу, не пропал бы за ночь и в медпункте».

– Была… раньше, мы с мужем по очереди ездили, – все же ответила она.

– Ты замужем? – искренне изумился Степка.

– Уже нет, – поспешила разъяснить Нина, – после развода наша «жужа» мужу досталась, как юрист сказал – на его добрачный капитал была куплена.

– А сколько тебе лет, что ты уже и замужем успела побывать? – спросил Степка, следя за дорогой и не поворачивая головы.

«Всем сегодня мой возраст покоя не дает».

– Двадцать шесть, – зачем-то накинула Нина год для солидности.

– Ничего себе, ­– опять с шипением присвистнул Степан, – а на вид дите – дитем.

– Сам ты дите, – оскорбилась Нина, – взрослый мужик уже бы в стационаре под наблюдением врачей лежал, а не разъезжал с температурой по деревне с неопытным фельдшером.

– А чего с мужем развелась? – пропустил Степка ее ворчание.