«Юморист, значит? Ну, я тебе устрою, смеяться вместе будем, – Нина сжала кулаки. – Смелый? Позабыл уже, что уколы я пока колю».

– Нина, ты его сразу не прощай, помучай немного, чтобы неповадно было, – баб Рая заговорщически понизила голос.

– Помучаю, Раиса Николаевна, помучаю. И ингаляцию с календулой проведем, спиртовой раствор, – она злорадно улыбнулась, представляя как казачок кривится, вдыхая удушливые ароматы вонючего цветочка.

Нина со злостью рванула ручку входной двери и влетела в дом. По коридору порхали приятные обеденные ароматы. Нервно скинув туфли, хозяйка протопала на кухню. Казачок в фартуке сидел на табуретке и пялился в телефон.

– Как температура? – сквозь зубы проговорила Нина.

– Тридцать семь и две, – отчитался Степка, откладывая мобильник.

– Кашель как?

– Мокрый, но откашливаться стал, – посмотрел он на нее большими наивными глазами.

– Ты чего баб Рае наговорил? – пошла в наступление хозяйка, выставляя как улику на стол коробку ингалятора.

– Репутацию твою у бабушек спасал, – равнодушно кинул Степка.

– Какую репутацию? – опешила Нина.

– А как лучше звучит: «Я привела в дом неизвестного мужика, теперь лечу» или «Приехал муж, обижена, но приходится ухаживать, он же болен?» – Степка надменно скрестил руки на груди. – Потом скажешь – не смогла простить, расстались друзьями. Они тебе в рот заглядывать будут и героиней романов считать, а так, сама понимаешь, кем. Старое поколение, у них свои тараканы.

– То есть ты у нас благородный, честь дамы защищал? – недовольно фыркнула Нина.

– Нет, сказочник, и небылицы плел.

– Да все уже знают, что ты из полевого лагеря. Какой муж?

– Вот, даже в лагерь напросился, чтобы ближе к тебе быть. Есть давай, остывает.

– А что у нас на обед? – Нина вымыла в раковине руки и заглянула под крышку чугунка. – Плов? Ничего себе! – на нее смотрел рассыпчатый рис, мягкого желтого оттенка, в обрамлении морковки и долек чеснока, за нос дразняще схватил мясной дух. – А где ты мясо взял?

– Ни одна соседская кошка не пострадала, – отшутился Степка, по-хозяйски раскладывая тарелки. – На тушенке. Лучше, конечно, мясо, но «на безрыбье» как получилось.

– Так я тушенку вчера в макароны забросила, – все же припомнила Нина Ваську, упитанного кота бабы Раи.

– Это из моих запасов. Должен же я как-то отработать, – Степка открыл холодильник, на верхней полке ровными рядами стояли банки.

– Спасибо.

– У меня в машине еще пачка рафинада. Может принести?

– Сахар у меня есть, – усмехнулась Нина.

Они сели обедать. Вкусно, что и говорить, мужики, если у них руки откуда надо растут, готовить умеют – пальчики оближешь.

– Теперь быстрее колоться и ингаляцию, а то у меня сегодня еще два вызова, – торопливо поднялась из-за стола Нина. – У Анны Ивановны ногу раздуло, надо глянуть, и инъекцию Ковалеву.

– Ну, иди готовь орудия пыток, я посуду помою, – совсем уж милостиво предложил Степан.

«Да он сегодня не мужчина, а праздник».

Нина в хорошем настроении впорхнула в зал, бегло пробежалась глазами по полке шкафа и… Настроение резко потухло. Содержимое шкафа просматривали! Степка определенно рылся в ее вещах. Нет, все было разложено как прежде, почти в той же последовательности, но по едва уловимым приметам можно было понять, что предметы трогали и передвигали: вазочка чуть сдвинута – четверть круга чистого пространства в тонком слое недельной пыли, полотенца лежат слишком ровно, и вчера верхним было синее (это Нина точно помнила), а сегодня розовое; а фарфоровая козочка вообще оказалась в другом углу полки. Нина растерянно взяла ее в руки и заметила, что у статуэтки отбит хвостик. «Ну, это уж слишком! Чего он искал, деньги? Так у меня их отродясь не было, на карточке немного, да и та с собой в сумке». Нина полезла в сумочку – не вытащил ли больной у нее зарплатную карточку под утро, когда ее разморило сном, но серый угол карты привычно торчал из внутреннего кармана.

– Нин, я повиниться перед тобой хотел, – в комнату побитой собачкой вошел Степка. – Я у тебя тут покопался немного. Я твоей ржавой открывашкой палец распахал, аптечку искал, – он показал распоротую кожу у основания указательного пальца. Кто вообще такие открывашки дома держит, ими же открыть ничего невозможно? – возмутился он, но робко.

– Аптечка внизу, в коробке из-под туфель, ­– холодно произнесла Нина.

– Как бы я мог догадаться, ты бы хоть крестик на крышке нарисовала, – проворчал Степка.

– Я одна живу, и знаю, где у меня аптечка. Дай посмотрю, – она поймала его руку, – обработать нужно.

– Я потом свою в машине аптечку вскрыл и перекисью залил. И еще это… – он зашарил в кармане, – вот, случайно зацепил, – на руке у него лежал маленький, похожий на молочный зуб хвостик фарфоровой козочки. – Случайно, повернулся, рукой махнул, а она… Я склею. У тебя клей есть?

– Нет, – буркнула Нина, забирая хвостик.

– Ну, у соседей можно попросить. А хочешь, я тебе новую козу куплю?

– Это подарок, от подружки, – Нина положила хвостик рядом с козой. – Она замуж вышла и на Дальний Восток уехала, может мы с ней в живую, не через экран, больше и не увидимся. 

– Ну, я же случайно. У меня кровища текла, – просительно произнес казачок, – я сначала хотел твоим полотенцем перехватить, уже достал, но не стал борзеть, футболкой своей обмотал.

Все объяснилось, Нина облегченно выдохнула.

– Прошу на процедуры, – указала она на диван.

– Нин, у меня еще кое-что? – прикусил Степка нижнюю губу.

– Что еще разбил? – укоризненно посмотрела на него Нина.

– Я под полотенцами случайно вот это нашел, – он опять погрузился рукой в карман, что-то достал, разжал кулак.

На его ладони лежала стального цвета почерневшая во впадинах гравировки монета, с неровными гнутыми краями, сплошь покрытая вязью письма, похожего на арабский. Видно было, что монетку пытались оттереть от налета времени, но не совсем удачно.

– Нин, что это? ­­– с очень серьезным выражением лица, без тени робости и иронии, произнес Степан, поверхностью монеты поймав луч солнца.

– Монетка сувенирная, – пожала плечами Нина.

– Где ты ее взяла?

А взгляд ледяной, со злой искрой, будто другой человек стоит. И ни казачок, и ни пират, а кто? Начальник, придирчивый босс?

– Подарили? – Нина не могла понять его перемену.

– Кто подарил?

– Степ, это допрос?

– Нин, кто подарил?

– Я не знаю, – кисло улыбнулась она, – Степ, давай колоться, я опаздываю.