Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этого не может быть, — прохрипел он. — Невозможно. Сумка у… Да и черт с ней, с сумкой.
***
Глеб Снежин
Это что — какая-то дурная шутка? Злой розыгрыш? Подстава? Или планомерно кто — то сводит меня с ума, и заодно дарит пустую надежду наследнику империи Снежиных. Ну не бывает таких совпадений. Девка на сидении затихла и вроде даже задремала. Я вдохнул кондиционированный горячий воздух, нагнетаемый климат — контролем, который тонко пах женщиной, мандаринами и какой-то пряничной ненастоящей сказкой. Странной бабой, свалившейся черте откуда, провонял весь салон джипа. Алиса Нежина — смешно. Так не бывает. И почему я не сказал этой дурынде, что сумку ее поднял и бросил в багажник? Видимо заразился снежным безумием, или тоже захотел поверить в волшебство новогодней ночи, как Вовка, притихший в своем кресле?
— Пап, а если я верну эльфам дедморозным машинку, ну ту, что они мне под елку подарили, они очень расстроятся? — почему — то шепотом спросил сынище. — Ну, пусть они ее подарят кому-нибудь другому, у которого нет такой. Мне мамы достаточно, лишь бы она осталась. Я по телевизору видел одного больного мальчика, пусть ему отдадут. Ему болеть перехочется и он выздоровеет. Нечестно же, что мне одному так много счастья сразу.
— Это так не работает, к сожалению, Вовка. Но мальчику помочь надо, — черт, я тоже шепчу, словно боясь спугнуть сумасшедшее наваждение, разомлевшее в тепле и теперь тихо сопящее. Сейчас у меня есть возможность рассмотреть «подарочек» внимательно: блондинистые локоны, беспорядочно топорщатся из под идиотской шапочки, нос маленький, на кнопку похожий, скулы высокие и ресницы как веера, доходящие почти до середины бледных щек. Искусственные наверное. Сейчас их наращивают. Только у секретарши моей, Олеськи, а по совместительству, постельной принадлежности, ресницы похожи на метелки, а у этой дуры — на бабочек, замерших в ожидании лета. Нет, она не похожа на Альку, ни грамма, ни микрона, ни доли атома. Она совсем другая. Более нежная и хрупкая, что ли. Мать Вовки была зеленоглазой шатенкой, чуть горбоносой, но ее не портило. Она была несгибаемой. Сильной и независимой. Абсолютно разные.
— Насмотрелись? — снова этот ее вредный голосок. Писклявый гребаный раздражитель, выводящий из равновесия. — Послушайте, я и вправду благодарна вам, но…
— Посмотрите, пожалуйста, как там Вовка, — перебиваю я, уже зная, точнее чувствуя, что ребенок спит. Потрясения его усыпляют.
— Он спит, — в улыбке «подарочка» столько тепла, что мне становится нечем дышать. — Слушайте, у вас замечательный сын.
— Он несчастен, — черт. Зачем я сейчас это говорю? Кто она? Может подставная баба подосланная конкурентами. Или просто авантюристка. И глаза эти ее аквамариновые чистые, просто маскировка, как у ядовитой паучихи. Откусит она мне ослиную башку и не подавится. Завтра пробью ее, паспорт то у меня, а пока… — Слушайте, Алиса, у меня к вам предложение. Очень выгодное, я не бедный человек.
— Магнат на букву Ф, — усмехнулась эта мерзавка, прищурив свои ведьмячьи очи. — И что же вы хотите?
— Мой сын думает, что вы его мать, скинутая с неба, уж не знаю за какие провинности, — ухмыляюсь, поражаясь своему идиотизму. Да по мне ж дурдом плачет. — Я хочу, чтобы он был счастлив, хотя бы несколько дней. Сыграйте роль любящей родительницы. Заплачу сколько скажете, это не проблема.
— А что потом? — кривит она пухлый рот, от чего сохнет у меня в горле, а сиденье сделанное немцами становится адски неудобным. И ведь права, гадина, но у меня явно замкнуло что — то в голове. — Вы понимаете, что он не простит вам обмана потом? Вы предлагаете дурость, и знаете это.
— Потом тебя заберут ангелы, — хриплю, борясь с головокружением. Вот именно сейчас можно отказаться от идиотской затеи. Согласиться с правотой этой кнопки, и соскочить. Но словно черти меня подогревают на медленном огне.
— А мне не нужны деньги, — спокойно говорит Алиса. — Я вполне состоятельна. И надеюсь, ангелы меня приберут понарошку? Или вы меня того, ножичком по горлу чик и в колодец?
— Дура бешеная, — ухмыляюсь я, глядя, как ее глаза мечут молнии. — Денег тебе не нужно, значит? А что ты хочешь? Мою душу?
— Нет. Зачем мне выжатая до уродства субстанция? Я хочу, чтобы ты исполнил мое желание. Всего одно.
— Три дня, одно желание, — мне вдруг становится смешно. Интересно, что нужно этой падшей снежинке. — Неплохая сделка.
— Именно. Сделка. Мне нужны будут гарантии, как вас зовут, кстати?
— Вот уж не думал, что ты так быстро согласишься. Сделку будем скреплять поцелуем? — хриплю, задыхаясь от чувства нереальности происходящего. Я пру в свой дом чужую бабу, судя по замашкам авантюристку мошенницу, чтобы выдать ее за мать моего сына. Для чего? Для Вовки? Или для себя? Черт, черт, черт.
— Обрыбишься. Я не целуюсь с первыми встречными проходимцами.
— Ты просто сразу становишься матерью их детей, детка, без петтинга и кое-чего другого это получилось только у одной женщины на свете. Так что…
— Да уж, жаль что у меня нет других вариантов, — вздохнула мерзавка. — Осталось совсем мало времени. Если не ты, то мое желание не сбудется никогда.
Алиса Нежина
Сумасшествие. Видимо резинка на варежках передавила мне что — то в шее и в мозг перестал поступать кислород. Зачем я согласилась на странное предложение мужика, имени которого даже не знаю? Может сбежать? Вот прямо сейчас. Пока он нежно вытаскивает сына с заднего сиденья. Я вывалилась из машины, как мешок зимнего волшебника, совсем забыв о том, что моя нога травмирована. Взвизгнула от боли, и разбудила малыша.
— Пап. Маму неси, — промямлил он полусонно. — Поставь меня, я мужчина. А мужчин не носят на ручках.
— Ты маленький мужчина, — боже мой, сколько тепла в голосе этого варвара, похожего на таежного шатуна — людоеда. — И это не стыдно.
Черт, он меня поднял легко, как пушинку, под пристальным взглядом мальчишки, и понес как королеву к празднично — украшенному особняку, утопающему в сказочных соснах, стремящихся к звездам. Если бы у меня был дом, то только такой. Замок с башенками. Какая я дура. Ведь у ребенка же есть мать. Настоящая. Зачем я ему — безымянному Синему Бороде? Я упала с неба? Господи. Значит…
— Меня зовут Глеб, — прошептал мужлан в мой помпон. — И бога ради, ты же моя жена, так что будь любезна не выпадать из роли.
— Ты даже не спросил, какое мое желание, вдруг оно страшное? Как у Румпельштильцхена, — оскалилась я. Представив какое лицо будет у этого самоуверенного павиана, когда я скажу ему…
— Ну вот, теперь я знаю твое настоящее имя. Думаю, что я справлюсь, — хмыкнул Глеб. — Главное ты не хочешь мою душу.
— Да, мне будет достаточно другой части твоего организма, — пробубнила я в драп пальто. Но он не расслышал моих слов. Открыл ногой тяжелую дверь и я поняла, что пути назад теперь точно нет.