Когда Майк крепко заснул, Коля перебрался ко мне и шепотом спросил:

— Когда будем проводить Сеанс?

— Когда окажемся на земле, — усмехнулся я. — Терпение. Всему свое время.

— Чем быстрее мы ликвидируем Прорыв, тем быстрее отсюда уберемся, — буркнул Ник.

— С этим не поспоришь, конечно. Но для Сеанса нам понадобится огонь. Ты умеешь разводить костер на воде?

Он фыркнул.

— А зажигалка не подойдет?

Я не ответил, лишь покачал головой. Один из Колиных недостатков — не вовремя просыпающееся чувство юмора.

Когда солнце пошло на запад, Майк протер глаза и, зевая, перелез ко мне на корму.

— Сколько миль мы проплыли, пока я спал?

— Миль восемь, — ответил я. — Пару раз приходилось останавливаться — на винт наматывалась трава.

— Зря вы держались берега, мистер Анатолий. Там затопленные кусты, да и плавучей травы много.

— Ничего не поделаешь. Выплыви я на середину, мы бы изжарились, как филе-миньон.

— Неплохое блюдо, — констатировал Майк, отбирая у меня румпель.

Непонятно, шутит он или говорит серьезно.

Я перебрался к Коле, который читал газету, купленную в Москве накануне вылета в Бразилию. Я сел рядом, осторожно опершись об адски горячий борт каноэ, и, открыв ящик со льдом, обнаружил, что лед превратился в воду.

Судя по тому, что бутылок «Спрайта» осталось всего пять, а брали мы с собой двадцать, Коля явно не терял времени. Правда, оставалась еще упаковка с «Содой Лимао» — местным прохладительным напитком, который мало чем отличался от того же «Спрайта». Я достал бутылку, открыл ее и одним глотком выпил поло вину.

— Ты посмотри на это дерьмо, — вдруг сказал мне Коля, показывая газету.

Крупный заголовок кричал: «Сверхъестественная буря в Сибири!» Прочитав первый же абзац, я понял, что это про Колю. Когда он выяснял место Прорыва, то так разволновался, что дал маху, недостаточно хорошо скрепив защитный купол, и энергия, случайно выпущенная на свободу, разрушила пару домов, повалила десяток телеграфных столбов и убила целое стадо коров. У него ушло два часа, чтобы утихомирить разбушевавшиеся Силы.

Журналист брал интервью у солидных метеорологов из Гидрометцентра, они объясняли, что буря вызвана какими-то магнитными завихрениями в атмосфере. В детали я вчитываться не стал, сложил газету и вернул ее Коле.

Как все-таки изменились люди. Раньше обычные природные явления, такие, как дождь или гроза, списывали на колдовство и богов, теперь же настоящие магические явления приписывают силам Природы.

Николай вопросительно посмотрел на меня, ожидая бурной реакции, но я лишь пожал плечами. Я уже давно спокойно отношусь к газетным опусам. Коля же еще переживает — вон как надулся. Неужели из-за статьи? Ничего, пройдет пара лет, и ему будет неинтересно, что пишут в газетах. А может, статья разбудила в нем подзабытое чувство вины, ведь я доверил ему провести процедуру, а он сплоховал? Тоже ничего страшного. Ошибки учат.

Справа раздался плеск. Коля выронил газету и, схватившись за раскаленный солнцем автомат, выругался. Я мельком взглянул туда, откуда послышался плеск и улыбнулся. Пресноводные розовые дельфины. Странно, что заплыли сюда, обычно они живут на большой воде. Коля смотрел, как резвятся эти милейшие создания, и напряженная гримаса медленно сползала с его лица.

— Дельфины… Надо же, — ошарашенно пробормотал он, но тут же вспомнил, что обижен на весь мир, и потому добавил: — Вот расплескались, рыбы тупые…

Я не стал ему объяснять, что дельфины — млекопитающие.

Через час Майк повернул каноэ в один из узких притоков Падауири. Деревья над водой сплелись ветвями, образовав нечто вроде сводчатого потолка, но, несмотря на тень, казалось, стало еще жарче — как в настоящей сауне.

Я снял шляпу и провел рукой по мокрым волосам. Управляемое твердой рукой Майка каноэ медленно двигалось по притоку. Где-то в лесу кричала обезьяна, справа и слева жужжали цикады. Огромные деревья, стволы которых, казалось, сплетены из серых морщинистых канатов, возвышались над нашими головами, заставляя восхищаться величием местной флоры.

Правда, вскоре на нас напали москиты, и о красотах тропического леса пришлось на время позабыть. На открытой реке мошкара нам особо не докучала, но здесь набросилась немедленно, Коля и Майк принялись брызгаться средством от москитов, которое периодически попадало им то в рот, то в нос, заставляя чихать и кашлять. Мне тоже пришлось застегнуть рубашку, спустить рукава и сделать вид, будто брызгаюсь средством, хотя на самом деле в нем не было нужды: при появлении москитов я стал вырабатывать феромоны, которые гнали от меня москитов, как ладан гонит чертей. Именно поэтому вскоре москиты оставили свои атаки, лишь злобно жужжали и кружились вокруг нашего каноэ.

Коля достал фотоаппарат и принялся фотографировать все вокруг, изредка комментируя красоту леса междометиями «ах», «ух» и «хых». Деревья, росшие по обе стороны притока, стояли плотно, словно настоящие стены, их мощные стволы были обвиты лианами, папоротники зелеными фонтанами застыли между громадами тропических великанов, а экзотические запахи сельвы просто сводили с ума. Шум мотора изредка тревожил бурых уток, которые при нашем приближении стремительно скрывались в зарослях высокого тростника, а вот стройные белые цапли, сидевшие на ветвях затопленных деревьев, не обращали на нас никакого внимания.

Потом мы заметили ленивца — забавного зверя с маленькой головой, которая казалась лишь завершением толстой шеи. Ленивец висел на дереве, меланхолично жуя листья. Коля, увидев забавную, вечно улыбающуюся мордашку зверька, стал из упрямства спорить с Майком — он почему-то вбил себе в голову, что это обыкновенная обезьяна. И только после того, как увидел, что у ленивца ушло две минуты, чтобы просто поднять лапу и опереться о ветку, Коля признал правоту нашего проводника, сфотографировав предмет споров на память.

После встречи с ленивцем Майк оживился и стал рассказывать нам о флоре и фауне здешних мест, о проделках обезьян, о самых страшных рыбках Амазонки кандиру, которые заползают в естественные отверстия на теле человека и вытащить их можно только хирургическим путем…

Услышав об этих тварях, Коля заявил, что он поскорее хочет отсюда убраться. Он не очень хорошо разбирался в животных, мне кажется, он не смог бы отличить гризли от обычного бурого медведя. А то, что бурый медведь — не белый, он сумел бы определить только по цвету. Впрочем, Коле наплевать на биологию, поскольку он искренне считал физику единственной стоящей наукой, именно поэтому не забивал себе голову вещами, которые, как ему казалось, не имеют никакого значения.

Однако Майка он слушал внимательно. Я не сомневался, что знаю о местной флоре и фауне гораздо больше, чем наш проводник, но не хотел его прерывать. Он рассказывал с энтузиазмом, его было интересно слушать, я же с головой углубился бы в сухие научные формулировки, и слушать меня смог бы только ученый. Ну кому интересно знать, что дерево, мимо которого мы сейчас проплываем, называется Roysonea regia? Пальма и пальма.