Уже на месте оглядевшись, прошлась по всем пяти кабинкам, пинком открывая двери. Никого! Что было просто отлично, потому что, в идеале, эта запись требовала просмотра со звуком, а наушников у меня при себе не было. Там, понимаете ли, такие звуки… голова уходит в отпуск.

Выбрав кабинку в дальнем углу, я надежно заперла за собой дверь. Если повезет, успею досмотреть хотя бы первый "акт" этого представления.

Опустив крышку, я уселась на унитаз поудобнее и достала из наружного кармана рюкзака айфон. Набрала пароль, глубоко выдохнула… и тронула пальцем закопанный среди старых фотографий видео-файл.

Застывшая картинка сразу ожила — четкая и почти черно-белая…

* * *

— Иди сюда…

Шелковая ткань женской блузки скользит вверх по жемчужному в свете луны телу, застревая на уровне подбородка. Мужчина нетерпеливо тянет ее выше. Длинные пальцы, белеющие во тьме — на какой-то момент кажется, что они сейчас безжалостно порвут эту блузку… Но нет, в четыре руки, помогая друг другу, мужчина и лежащая под ним светловолосая женщина благополучно стягивают одежду. Выбрасывают в траву.

В кадр попадает полная грудь в белом лифчике. Мужская ладонь властно сжимает ее, терзая, проникая пальцами под кружево… задирает лифчик, обнажая еле заметные в темноте соски. Мужчина замирает на мгновение, будто раздумывая, что бы такое предпринять… Но фантазия явно изменяет ему, потому что он просто склоняется и целует один из этих сосков… затем второй… Блондинке достаточно и этого — откинув голову, она прерывисто стонет.

Внезапно, мужчина делает круговое движение головой. Тонкое женское тело выгибается, с губ срывается придушенный хрип — будто ей не хватает воздуха.

— Никки… — выдыхает она. — Никки… что ты…

* * *

В н-ный по счету раз, всматриваясь в поставленную на паузу видео, я попыталась понять, что именно он ей сделал. Как-нибудь изощренно лизнул? Куснул? Сильно всосал? К сожалению, таких подробностей в моем любительском видео было не разглядеть…

* * *

Поднимаясь к шее женщины, мужчина целует и ее, одновременно раздвигая коленом стройные белые ноги. Просовывает руку под задранную до пупа юбку.

— Влажная… Уже готова… — бормочет он, поднимая голову.

В свете полной луны черты его лица отчетливы и узнаваемы.

— Пожалуйста… сейчас… Я хочу…

— Скажи мне… Скажи, чего ты хочешь… Попроси.

— Никки, я не могу…

Он что-то делает рукой, и она вскрикивает.

— О, Боже! Еще… глубже… О, Господи! Я хочу тебя… хочу… там, внутри…

* * *

Как всегда в этот момент, от целомудренно-британского «там, внутри», мое собственное «там, внизу» потребовало срочного внимания. Кусая нижнюю губу, я закинула ногу на ногу. Вдруг стало страшно, что кто-нибудь мог войти, а я могла не услышать — настолько громко стучал пульс в ушах. Пришлось на мгновение остановить запись, успокоиться, несколько раз вдохнуть-выдохнуть и как следует прислушаться.

Все было тихо. Я кивнула самой себе и вновь нажала «play».

* * *

Блондинка продолжает бесстыдно умолять и обхватывает бедра мужчины ногами.

— Я подумаю… — неожиданно насмешливым голосом отвечает он на ее мольбы. Женщина обиженно ноет, но он вдруг отстраняется и начинает выцеловывать дорожку по ее вздрагивающему, обнаженному животу… все ниже и ниже — туда, где белеет в темноте треугольник женских трусиков. Нытье плавно переходит в стон.

— Никки, не надо, я с утра в душе не была… — будто опомнившись, просит она, хватает его за волосы и пытается сдвинуть ноги. Но ему, похоже, наплевать на такие мелочи. Прижав одной рукой ее ляжку к земле, второй он отодвигает край простой белой ткани в сторону. Склоняется и приникает лицом к тому, что скрывается под этой тканью.

— О боже, боже, боже, боже… — скороговоркой летит с губ женщины. Она явно больше не контролирует, что говорит и насколько громко.

Голова мужчины практически не двигается, однако блондинку трясет и выгибает… Наконец, она сильно кусает себе запястье, пытаясь заглушить крик.

* * *

Что ж, мне больше необязательно читать эротические романы или смотреть порнографию.

Отняв ото рта свое собственное запястье, я изнеможённо откинулась на спинку унитаза. Больше ничего не нужно — ни мальчиков-при-бассейне, ни мастурбации, ни умных механических приспособлений…

Уединилась в туалете, включила это долбанное видео… Пять минут и полное удовлетворение обеспечено. А я ведь, собственно, еще до главного «экшена» не дошла — там, где он Алисию раком ставит. От этой сцены оргазм обычно случался такой, что после него необходимо было полежать, а желательно поспать.

Пару минут я восстанавливала дыхание и прислушивалась. До «сцены раком» решила не досматривать — не было времени, да и полежать негде. Наконец вышла из кабинки, посмотрелась в большое настенное зеркало — вроде бы, «следов преступления» на лице не видно. Разве что скулы покраснели да зрачки расширенные. На всякий случай сполоснула лицо прохладной водой, вытерлась салфеткой и со скучающим видом вышла из туалета.

* * *

В общаге все было как всегда — привычный послеобеденный гомон и суета. Кто-то шлялся по коридору в одном нижнем белье, кто-то сидел перед телевизором в общей гостиной. Из душевой доносился смех и звуки льющейся воды — интересно, что там за веселье?

На втором этаже Восточного крыла жило особенно много русских — ну, то есть необязательно русских, но на «великом и могучем» говорили почти все. Даже девушка с дальнего востока, совершенно незнакомой мне прежде кумыкской национальности.

Ксюху я в нашей с ней комнате не нашла, бросила сумку на кровать, взяла телефон и пошла выяснять, что сегодня на вечер планируется. По сложившейся традиции, вечерами собирались в одной из комнат, каждый вечер у кого-то другого — смотрели запрещенные киношки, курили, мыли кости профессорам, бывает, что и выпивали — если было что. В принципе, все то же самое можно было делать и в гостиной, но туда могла нагрянуть Магда — одна из помощниц нашего ректора.

Это ведь только он у нас имел право на развлечения. От нас, семнадцати- восемнадцатилетних «воспитанниц» господин Кронвиль, по всей видимости, ожидал поведения благородных девиц века Французского романтизма. Эх, вот наберусь мужества, заявлюсь к директору по какому-нибудь важному вопросу, да и подложу ему тихонько флешку с записью… Оставить же себе на память копию ничего не мешает. И не узнает никто…

— Лика! — окликнул меня кто-то с полным ртом. Я обернулась.

Катька Самойлова — дочка известного Питерского банкира, некрасивая, кудрявая толстушка и жуткая сплетница — стояла в дверях своей комнаты и что-то ела, цепляя вилкой из высокой консервной банки.