К тому времени он уже подрос, свободно везде летал, сам добывал себе пропитание, ночевал в лесу, но каждое утро был тут как тут. Стоило мне выйти из дома, как он с радостными криками сваливался на меня откуда-то сверху и усаживался на плечо. Это было утреннее приветствие и ритуал. Сначала я должна была его чем-нибудь покормить, потом он чистил мне «перышки» — так начинался наш день. Другим нашим ритуалом-игрой было следующее: я садилась на корточки, протягивала к сидящему на земле Карлуше вытянутую руку ладонью вверх и говорила:

— Ну иди, иди сюда.

Он делал вид, что побаивается и никак не может решиться. Потом боком-боком, осторожно залезал мне на ладонь, поднимался по руке вверх и устраивался на плече.

Со временем он стал подолгу пропадать в лесу, но каждый день непременно возвращался, чтобы пообщаться.

Однажды, вернувшись из леса, Карлуша сел мне на плечо, и я почувствовала резкий запах муравьиной кислоты. Так повторилось несколько раз. Я терялась в догадках и не находила этому объяснения. И вот в один прекрасный день тайна раскрылась. Я шла по лесу и набрела на большую муравьиную кучу. На вершине кучи, распластанный, лежал мой Карлуша и выглядел совершенно дохлым. Голова свесилась, крылья растопырены, глаза закрыты, все перья стоят торчком, сквозь них просвечивает розово-синяя кожа, по которой ползают полчища муравьев. Зрелище было душераздирающее. В отчаянии я потрогала его. Карлуша открыл один глаз, укоризненно на меня посмотрел, быстро собрал в кучу все свои конечности, резко отряхнулся и спрыгнул с муравейника.

Мне выдалась уникальная возможность увидеть, как птицы избавляются от паразитов, принимая «муравьиные ванны». Муравьи беспрепятственно пробираются внутрь через стоящие торчком перья, выбирая блох, клещей и пухоедов, в изобилии живущих на теле птицы. Так как Карлуша лежал совершенно неподвижно, муравьи его не кусали.

Отрывок из письма:

«Были здесь недавно немцы — корреспонденты. (Я выезжала в Давшу за продуктами и взяла Карлушу с собой.) Так они меня полчаса мучали. Все говорили, что отыскали в таежной глуши Джоконду с ручной вороной. Всю зафотографировали, записали интервью на два магнитофона. Карлуша все это время сидел у меня на плече, и мы с ним разные фокусы проделывали для этих немцев. В конце концов он „наделал“ им на магнитофон, чем привел их в искренний восторг. Записали на магнитофон и его ангельский голосочек. В общем, живем здорово, на всю катушку. Вокруг тайга, озеро, ручные звери, закаты и, главное, хорошие люди. И хорошо, что вообще мало людей…»

Иногда на выходные к нам приезжали гурьбой лесники и «научники» из поселка. Наш кордон был для них чем-то вроде дачи, где можно было порыбачить, попить водки и даже поохотиться вдали от вездесущих глаз жен и начальства. Радистка Нина коротко предупреждала меня по рации:

— К вам едут. Готовьтесь.

Всю эту компанию надо было чем-то кормить. Тут уж приходилось выкладывать все свое умение и готовить, и накрывать, и вообще быть хозяйкой. Я замешивала за день тесто, пекла хлеб. Также моим спасением были оладушки со сгущенкой, которые я наловчилась быстро делать. Иногда привозили с собой гитару и просили меня петь. Наевшись, напившись и нагулявшись в первый день, вся компания засыпала вповалку на полу, кто на чем.

На следующий день обычно ездили на рыбалку. Лесники привозили с собой сети и спиннинги. Рыболовные сети в то время были большой ценностью. Купить их было практически негде. Часто привезенные сети оказывались безнадежно спутанными, с застрявшими в них водорослями и всяким мусором. Эти клубки вываливали на берег и говорили:

— На-ка вот, распутай. Прежде чем учиться ставить сети, научись сначала их распутывать. Тренируй терпение.

Не знаю, сколько часов в общей сложности я потратила на распутывание этих сетей. Могу только сказать, что процесс этот был сложным и бесконечным, иногда доводившим меня до отчаяния. Рвать сети было нельзя. На одну сеть могло уйти от трех до пяти часов. Зато потом меня брали с собой «в море» и учили, как правильно ставить сеть. Меня сажали на весла и говорили, в каком направлении и с какой скоростью грести. Было интересно наблюдать, как сложенная в лодке сеть потихоньку разматывалась и плавно уходила в воду. Но конечно, проверять сети было гораздо интереснее. Главным уловом был знаменитый байкальский омуль, хариус, иногда попадались небольшие осетры, но мы их выпускали. Позже я самостоятельно стала ездить ставить и проверять сети. Карлуша всегда меня сопровождал. Он садился на нос моторки, распластавшись и плотно прижав к телу перья, чтобы его не сдуло ветром. Когда я вынимала рыбу из сети и бросала ее в лодку, Карлуша выклевывал у рыбы глаза, а мелких рыб съедал целиком.

В полукилометре от кордона в Байкал впадала небольшая речка. В ее устье водились линки и таймени. Туда мы ходили рыбачить со спиннингом. Один раз лесникам удалось поймать огромного тайменя. Вдвоем они еле дотащили его до кордона и потом рубили на куски топором.

Однажды Карлуша прилетел на кордон и начал как-то странно себя вести. Он был возбужден, то подлетал ко мне, то отлетал, как будто звал меня куда-то. Я пошла. Он углубился в лес, но все время возвращался, чтобы убедиться, что я иду за ним. В конце концов, он вывел меня к этой речке, сел на высокую сосну и стал каркать. В устье удили рыбу два незнакомых человека.

Часто с компанией приезжал лесничий нашего участка. Звали его Владимир Николаевич, было ему лет тридцать. Вместо левой кисти у него был железный протез с надетой на него черной кожаной перчаткой, что в моих глазах придавало ему мужественный и несколько загадочный вид. Владимир мне немножко нравился, хотя был безнадежно женат. Чувствуя мое расположение, он любил подтрунивать надо мной и «учить меня жизни».

— Что ты как неживая! Деревенская баба давно бы уже управилась. И стеклышки у керосинок у тебя нечищенные. У хороших хозяек стекла должны блестеть.

Мне становилось стыдно. Разумеется, к следующему приезду все стекла у керосинок блестели и все было вмиг приготовлено. Замечал и хвалил.

Однажды Володя привез с собой самодельный обрез — винтовку с нарезным стволом и коротким прикладом и коробку пуль. Иметь и хранить такое оружие не разрешалось. Он дал все это мне и сказал:

— На, спрячь, пусть здесь у тебя хранится. И смотри, никому не проговорись.

Это было верхом доверия, и я очень гордилась. Мы вместе проделали процедуру прятанья — завернули обрез в промасленную бумагу, пошли в лес, выдернули небольшую елочку, засунули сверток в яму и посадили елку на место. Получилось идеально. Теперь главное было не забыть место. Приехав на кордон в другой раз, Володя говорил: