Аксель фон Морунген не то чтобы выжил из ума, но как бы умудрился частично ускользнуть в другое измерение, где не нашлось места ни фюреру, ни политическим реалиям Германии, а присутствовали исключительно рыцарские традиции и соответствующие взгляды на место мужчины в этом мире. Наверное, и танк старый барон представлял себе в виде железного зверя, может даже дракона, которого укротил его доблестный сын.

В последующие несколько лет Дитрих принимал участие во всех мало-мальски серьезных разработках бронетехники не только в качестве конструктора, но и как танкист-испытатель.

Испытаниям новых машин в настоящих боевых условиях придавалось огромное значение. Никакие полигоны не могли, конечно же, воспроизвести и предусмотреть все те мелочи, с которыми приходится сталкиваться танкистам в реальной жизни. И потому каждый разработанный танк перед запуском в серийное производство несколько недель обкатывали в боях. Само собой разумелось, что экипаж у секретных машин должен быть не всякий, а тщательно подобранный.

Проблема заключалась в том, что службы безопасности рейха, конечно же, настаивали на включении в экипаж членов по принципу их партийной принадлежности, преданности делу фюрера и Великой Германии и т.д., и т.п. Со своей стороны, конструкторский отдел сразу слагал с себя всякую и всяческую ответственность, резонно возражая, что член НСДП с 1933 года — это еще не профессия, а танку на политическую зрелость механика-водителя или заряжающего, мягко говоря, чихать, а грубо говоря — так и подтереться.

Обе высокие договаривающиеся стороны срывали горло, пытаясь прийти к компромиссу, который устроил бы всех, но дело осложнялось тем, что Магдебургским конструкторским командовал тот еще тип.

Некто Франц Метциг водил личную дружбу с Гитлером, Гиммлером и Герингом, особо, впрочем, ее не афишируя. Нужды в том не было, поскольку о теплых отношениях, связывавших трех "Г" с невзрачным, блеклым типом, похожим на худосочную селедку в очках, и так знали все, кому знать было положено. При этом Метциг умело лавировал во всех подводных течениях, которые постоянно обнаруживались в такой тонкой и текучей субстанции, как политика. Как результат, он был обладателем множества наград, состоял в войсках СС, причем в высшем эшелоне; каким-то образом пересекался с мистическим проектом «Ананерде» и вообще был замешан во всех темных делишках, которые как-либо влияли на события в стране. Нужно ли удивляться тому, что приставленные к его любимому детищу — конструкторскому бюро в Магдебурге — наблюдатели из всевозможных спецслужб твердо знали, что спорить с Метцигом себе дороже, и потому Муция Сцеволу из себя не разыгрывали. И когда руководитель проекта объявил им, что экипаж для участия в боевых действиях подберет лично, протестовали только до определенного, тщательно вычисленного момента.

Метциг наблюдал за Дитрихом фон Морунгеном давно и пристально. Он наперечет знал все изобретения молодого аристократа-конструктора и наизусть выучил его досье. Как ни странно, Франц Метциг не испытывал к Морунгену, казалось бы, естественной и неискоренимой неприязни плебея к человеку знатного происхождения. Что было причиной искренней симпатии, с которой руководитель проекта относился к одному из самых талантливых своих подчиненных? А кто его знает. И вообще, речь не о Метциге. Кто он такой, Франц Метциг, чтобы занимать своей персоной такое количество места в нашем повествовании?

И дабы не вдаваться в ненужные подробности, констатируем факт: особо выделенный своим начальством, Дитрих получил долгожданное позволение испытать разработанный отделом танк (тогда всего только усовершенствованный «Фердинанд») в полевых условиях и экипаж подобрать на свое усмотрение — читай, на свой страх и риск.

В течение следующего года Дитрих несколько раз выезжал из Германии в европейские страны — в краткосрочные командировки. Во-первых, победоносное шествие немецких войск по большинству этих стран больше времени и не занимало, а во-вторых, отпущенного срока было вполне достаточно, чтобы выявить кое-какие мелкие недоработки в конструкции и до блеска вылизать проект перед тем, как рапортовать о полной готовности модели к серийному производству. Изрядно потрепало его только один раз, у Дюнкерка, но участие в сражении такого масштаба только разбудило наследственные склонности. В Дитрихе проснулся его давний предок — бандит, рубака, авантюрист и отчаянный смельчак.

Морунген побывал во Франции, окончательно и бесповоротно влюбившись в Париж, но возненавидев от всей души Эйфелеву башню, участвовал в Норвежской кампании, втайне сочувствуя потомкам гордых норвежских конунгов; и даже оказался в Африке, в бригаде Роммеля, где вдоволь налюбовался египетскими сфинксами и попутно выяснил, что песок имеет странную, нигде не описанную всерьез особенность: забивается во все щели и уничтожает тонкие механизмы в течение нескольких дней. Перемещения по поверхности планеты привели к тому, что молодой человек сделался настоящим полиглотом. Собственно, французский и английский он изучал с детства, а теперь пополнил свой багаж знанием итальянского, испанского и норвежского. И где бы он ни находился, Дитрих фон Морунген возил с собой сработанный из несгораемого материала плоский атташе-кейс с кодовым замком, там находился его личный дневник, а также все записи по поводу испытываемой модели, тест-листы, бортовой журнал и бесценные конструкторские заметки, которые Дитрих вел, используя хитрый шифр. Согласно инструкции, при малейших признаках угрозы эти бумаги подлежали немедленному уничтожению вместе с самим танком. Угрозой же считался возможный захват секретной машины солдатами противника. А вот гибель танка и его экипажа в бою опасности уже не представляла, особенно при условии, что они будут изуродованы до неузнаваемости. Это была суровая действительность — и не более того.

Война с Россией потрясла всех. И Дитрих отнюдь не был исключением.

Началось все с того, что обещанный блицкриг спустили на тормозах буквально сразу и увязли в этой кровавой мясорубке, казалось, уже на десятилетия. Верный себе и своим привычкам, Морунген изучил русский язык, чтобы при необходимости обходиться без переводчика, как только стало известно, что готовится вторжение в восточные земли. В начале войны над ним потешались почти все его коллеги, но год спустя они были вынуждены признать его прозорливость.

К 1942 году у капитана Дитриха фон Морунгена было пять наград — в том числе и рыцарский крест с дубовыми листьями, блестящая репутация и довольно большой жизненный опыт за плечами. К тому же под его началом состоял проверенный в боях экипаж из четырех человек, каждый из которых был не просто асом в своем деле, но и порядочным человеком без особых идеологических убеждений. Отсутствие преданности идеям национал-социализма было чуть ли не главным критерием, по которому Дитрих отбирал себе помощников. Впоследствии оказалось, что он — со свойственной ему четкой логикой ученого — правильно выбрал точку отсчета, что спасло его от многих неприятностей, чтобы не сказать больше.

Все члены его команды были талантливыми конструкторами и механиками, но, кроме того, каждый был непревзойденным мастером в какой-либо узкой области.

Веселый и бесшабашный розовощекий крепыш Ганс Келлер обожал стрелять и стрелял из всего, что было мало-мальски для этого пригодно, так, словно внутри у него был самонаводящийся механизм. Во время испытаний он всегда исполнял обязанности наводчика.