— Там Берлин…

То он либо спросит:

— Ну и что?

Либо скажет:

— Вы ошибаетесь, Берлин там-то и там-то, — в зависимости от того, указали вы верное направление или же нет.

Русские же, следуя своей непостижимой логике, не станут ориентироваться на стороны света или реагировать на милое их сердцу слово, как на определенный географический пункт. Москва для них — символ, причем символ драгоценный. У них даже песня есть с такими странными строками:

Друга я никогда не забуду,

Если с ним повстречался в Москве.

Если кто-то считает, что эти слова звучат нормально, значит, он тоже русский. И его действия невозможно просчитать, будь ты семи пядей во лбу или трижды дипломированный психиатр, что до некоторой степени отличается от узкой военной специализации.

До 1941-го вермахт воевал, а не копался в тонкостях национальной психологии. В 1941 году немецких военных несколько удивило, что в России военная стратегия и психологический диагноз ничем существенно друг от друга не отличаются.

Невероятная российская безалаберность создает удивительно благоприятные условия для совершения подвигов; и почти все русские как-то сами собой рождаются и растут героями. Героизм у них в генах, в крови, и еще изрядную часть его они впитывают с материнским молоком.

Например, они могут отбиваться вдвоем-втроем от бесконечно превосходящих сил противника до последнего патрона. Просто так. Не почему-то, а потому, что «не отдадим врагу ни пяди родимой земли», хотя отступить и разумнее, и со всех сторон выгодней. Но родимая березка зачастую бывает дороже жизни, и по этой причине никогда не угадаешь, что именно придется брать с боями — хорошо укрепленный пункт, занятый советскими войсками, или полуразваленный сарайчик с парой копен сена, сгнившего в позапрошлом году. И если защищаемый ими пункт стратегически важен, то тут уж изволь класть своих солдат штабелями и при этом быть готовым к тому, что все равно ничего путного не добьешься.

Что можно ответить ставке, если даже русские собаки отличаются от уважающих себя европейских псов? Обвязанные гранатами, они кидаются под танки, и этот факт просто не укладывается в стерильных немецких мозгах. Единственное, за что остается благодарить Господа, так это за то, что человекообразные обезьяны не выносят северных холодов и снега, иначе русские и их бы обратили в свою необъяснимую веру и те маршировали бы с ППШ наперевес, распевая гимн страны, сделавшей их, мартышек, свободными, счастливыми и вполне равноправными.

Все эти желчные, скорбные и едкие мысли медленно крутились в голове у генерала, который час уже сидевшего над картой района. Он тупо смотрел на обведенную жирным красным карандашом точку, обозначенную как высота 6, и старался выбирать выражения поприличнее.

Положение было серьезным.

Препаршивое местечко под неописуемым названием Белохатки грозило стать тем самым камнем преткновения в карьере фон Топпенау, каким оказался для Паулюса Сталинград, Покрышкин для Люфтваффе и вся эта чертова страна для немецкой нации в целом…

Белохатки следовало взять еще две недели назад, и теоретически ничего невозможного в этом не было. Разведка настаивала на правильности добытых ею сведений, а из них явственно вытекало, что а) эта деревенька, стоящая на самом краю леса буквально в болоте, никаким стратегически важным пунктом не является и б) особенно и отбиваться-то там некому да и нечем.

Тем не менее злосчастные Белохатки — то есть десятка полтора полуразрушенных домишек, в каких в Европе обитали обычно гуси, — яростно отплевывались пулеметным и минометным огнем, кричали в несколько хриплых и сорванных глоток «ур-ра-а-а!» и даже предлагали в громкоговоритель сдаваться, пока не поздно.

Немецкие солдаты, окоченевшие вусмерть на лютом морозе и по самые уши пресытившиеся красотами русской зимы, переглядывались с сомнением, которое Карл фон Топеннау истолковывал решительно не в пользу фатерланда и фюрера.

Все яснее становилась необходимость стремительнейшим образом атаковать эти загадочные Белохатки и стереть их танками с лица земли, пока собственные солдаты не посдавались к черту.

Дикие крики:

— Жабодыщенко, огонь, етит твою мать!!!

— Маметов, окружай!

— П… захватчикам, слава Сталину, — доносившиеся с непокорной высотки, уверенности генералу отнюдь не добавляли. В сложившейся ситуации секретный супертанк был ему нужен, как заднице дверца, ибо ничем существенным не выделялся — в смысле, что и его, не приведи Господи, в суматохе наступления могли подорвать, а потом отчитывайся перед гестапо за проявленную преступную халатность.

С другой стороны, танк был прислан сюда для испытаний, и испытания эти можно было провести исключительно в бою. Генерал недоверчиво похмыкал, прикидывая, какое решение будет наиболее верным. Конечно, в случае провала можно все валить на Морунгена, и он бы так и сделал, будь это какой-нибудь вялый баварец или легкомысленный эльзасец. Однако судьба немилосердно отнеслась к бригадному генералу, прислав к нему вот такой вот крепкий орешек совсем не для его старых зубов — пруссака, арийца, потомка не менее славного рода, чем тот, к которому принадлежал сам фон Топпенау. И солидарность аристократии, ее духовное родство — а может, и не только духовное, ибо все прусские князья были в каком-то дальнем родстве друг с другом, — все эти соображения, не менее важные, чем мысли о карьере и личной безопасности, не давали генералу просто так взять и отмахнуться от майора фон Морунгена с его секретным танком.

Все решил еще один взгляд, случайно брошенный на карту. Белохатки стоят на болотах, и еще не хватает, чтобы этот драндулет застрял в них, став приманкой для русских, которые не преминут воспользоваться предоставленной возможностью и уж точно положат здесь несколько дополнительных немецких полков, пытаясь раздобыть это чудо техники — будь оно трижды неладно. А ведь и раздобудут еще, и тогда…

Что будет тогда, фон Топпенау даже додумывать до конца не хотел.

В лучшем случае он успеет поднести пистолет к виску.

И Карл фон Топпенау уж совсем было решился запретить фон Морунгену участвовать в сражении и даже собирался послать за ним ординарца на предмет ознакомить с этим приказом, но человек только предполагает. Тот же, кто располагает, обычно своими планами на будущее не делится, и потому будущее чаще всего является для любого жителя Земли самой что ни на есть пикантной, свеженькой неожиданностью.

Голый и непреложный факт, свидетельствующий, что 2-я танковая бригада уже двинулась в атаку на отчаянно матерящиеся Белохатки, а во главе ее не кто-нибудь, а лично майор фон Морунген и его супертанк «Белый дракон», явился для генерала именно той новостью, которая способна подкосить во цвете лет и кого-нибудь покрепче здоровьем.

Что такое тетя?

Эпидемия.

Если она не разразится тут, она разразится там.