– Но сэр, всю штурмовую группу…

– Если бы они хотели уничтожить корабль – то сделали бы это в тот момент, когда нарушили связь. Но они не интересовались даже контейнерами… в отличии от нее. – Клод приблизил фрагмент реконструкции – прайм, обрушивающая обломок арматуры на головной модуль «Серафа» Крылова. – Она заметила слабое место в подготовке десантников, или у нее просто не было выбора… Данные по диагностике штурмовых комплексов прибыли? Включайте в реконструкцию.

– Она ненавидела нас, сэр? – спросила третий оператор, до сих пор молчавшая. – Почему? Мы… забрали ее ребенка?

Вопрос повис в тишине, наполнившей зал. Клод вынырнул из недр конструкта, и несколько секунд смотрел на оператора, ее электронный профиль – Лиза Линг, двадцать два, десант, разрешение для действий на поверхности, лейтенант, повышена до боевого аналитика.

– Я не анализирую… ненависть. – Сказал он медленно. – Но не думаю, что ее собственного ребенка.

– Простите, сэр.

– Не за что. Мотивация – это хороший вопрос. Косвенные данные указывают на то, что наш красный маркер – прайм-лейтенант Ребекка Ли Андерсон, последние два года числящаяся в отставке, и погибшая в Чикаго около тридцати дней назад, вместе со всей своей семьей. – Фрагмент конструкта перед Клодом развернулся, приближая фигурку в покрытой пылью броне. – Ее ребенку было восемнадцать месяцев, Лиза, так что вы не угадали… но в вашем предположении есть смысл.

– Да, сэр?

– Ненависть… это не только мотив, но еще и способ действовать.

– Вы полагаете, что это она уничтожила группу?

– Системы наведения зафиксировали восемь попаданий в нее из младшего калибра и тепловое пятно, характерное для массивной кровопотери. Нет, она человек, как я или вы… – Клод развернул данные диагностики штурмовых комплексов на одном из боковых экранов. Крылатые фигуры заняли его целиком, а затем начали гаснуть, одна за другой. – А вот то, что пришло за ней, действительно уничтожило восемь «Серафов» за неполных тридцать секунд…

– Сэр, но сбор конструкта еще не закончен…

– Мне достаточно и данных диагностики. Вычислительные элементы «Серафов» распределены таким образом, чтобы повреждение одной части доспеха не вызвало аварийного отключения комплекса, и когда они гаснут асинхронно, это значит только одно…

– Какое-то оружие, сэр?

– Не совсем. – Клод медленно встал. – Та же слабость, которую использовала прайм…

Реконструкция задрожала, покрываясь темными полосами – что-то прерывало передачу «Серафов», сигналы вязли в пыльном облаке, окутавшем провал. Камеры передавали отрывки, заставляя собирать картину из отдельных кадров – огромные ворота в дальнем конце подземного зала, вздрагивающие и прогибающиеся наружу от страшных ударов, и что-то, стремительно вырывающееся из-за них. Очень быстрое, и большое, не меньше любого из штурмовых комплексов – огромная стремительная тень.

И серая статика за ней.

– Никакого оружия. – сказал Клод. – Их просто разорвали на куски.

II.

Сон прервался.

Память о нем жила еще некоторое время – в виде одного, огромного, чувства, занимающего весь мир вокруг, очень важного, но не поддающегося формулировке. И ускользнувшего, стоило Мириам на нем сосредоточиться, провалившегося в недостижимо глубокий колодец памяти, лежащего теперь там, тяжело, ощутимо – и слишком далеко, чтобы вспомнить.

Она вздохнула, и ощущение прохладного воздуха, хлынувшего в легкие, показалось ей совершенно новым – как если бы до этого она никогда не дышала. Ее окружали запахи электричества и металла. Она прижала ладони к теплой поверхности, на которой лежала, затем оттолкнулась, и села рывком, следуя своей давней привычке.

В спине и в пояснице хрустнуло, что-то холодное дотронулось до ее лица – и тут же убралось.

Она открыла глаза.

Светящиеся металлические щупы медленно поднимались вверх, складываясь в сложную конструкцию под потолком, живые, обладающие собственным цветом – но все же механические. Она помнила их осторожные, почти ласковые касания – прикосновения врача, или друга.

Это было странное ощущение – она сидела голая, на металлической плите, глубоко под землей, и чувствовала себя так, будто только что проснулась в кровати, у себя дома. Одежда и остатки бронежилета, срезанные с нее, усеивали края плиты и пол вокруг, перемешиваясь с разрезанными трубками и металлическими полосами, разбросанными у соседнего стола.

Там лежала Би, обнаженная, в объятиях тонких механических рук, и ее кожа светилась белым. Кажется, она не дышала, но Мириам вдруг поняла, что чувствует, как бьется ее сердце – сердца их обоих в этом странном месте.

Ровно шестьдесят ударов в минуту.

А еще она знала, как устроено это место – словно могла запомнить каждый поворот тоннелей, по которым Арго нес ее. Карта, открывающаяся вверх, вниз и в глубину, отпечаталась глубоко в голове. Мириам видела хирургический зал, в котором находилась, километры залов вокруг и под ним, лифты, ведущие на поверхность, и тонкие светящиеся линии узора, соединяющего древний бетон, не дающего ему рассыпаться в пыль.

Она спустила ноги со стола и осторожно встала на холодный пол.

От одежды остались лохмотья, даже ботинки были аккуратно разрезаны, но она уже знала, где найдет одежду – в пятидесяти метрах по коридору, за жилыми помещениями, располагались законсервированные склады, хранилища всего необходимого, оставленные обитателями этого места.

И где-то там, когда-то, были душевые.

Зал вокруг остался тем же, но изменилось что-то внутри нее самой – исчез страх неизвестности. Память о сне уходила все дальше, и при попытке подумать о нем начинала кружиться голова. Воздух подземелья остужал кожу, но холодно не было. Тело наполняла странная легкость, хотелось прыгать, или танцевать. Она сделала несколько быстрых шагов, подпрыгнула, потянулась… и замерла, вспоминая.

Затем медленно провела рукой по груди, плечу, животу.

Ран не было. Не осталось даже шрамов. Мириам хорошо запомнила боль в плече, повязку, наложенную Кейном – но теперь плечо двигалось свободно. Она присела и дотронулась до обрывка своего бронежилета, лежащего прямо под ногами – лоскут нагрудной пластины, рассеченный чем-то очень острым, и два аккуратных отверстия, прячущихся среди черных пятен.

Заскорузлая и давно высохшая кровь.

Она уронила лоскут и встала. Каким-то образом она могла видеть при тусклом свете узоров со стен, точно при свете дня, но это было гораздо менее важно, чем эти пятна.

Сколько времени они с Би провели в этом месте?

Что случилось там, наверху?

Щупальца и металлические щупы, нависающие над Би, медленно шевелились, касаясь и поглаживая тело воительницы. Часть уже свернулась, и ушла обратно, в зажимы под потолком. Би тоже задвигалась – немного поворачивая голову, сгибая колени, словно проверяя, работают ли они так, как нужно.