— Ужас какой, — сказала Полин. Она по-птичьи передернулась и обхватила себя руками за плечи.

— Нет, все было очень хорошо, — сказал Старый Чак. Он опустился в кресло. Он очень долго опускался в кресло — так, что в последний момент, когда он уже почти сидел в нем, кресло словно чуть-чуть подросло ему навстречу,

— На этот раз они были совсем другими, — сказал он. — Они играли на музыкальных инструментах и шли к луне.

— Они остановились у реки и стали играть. Инструменты были очень красивые. Тигры пели. Помните, какие красивые у них были голоса.

Полин опять передернулась.

— Да, — сказал я. — У них были красивые голоса, но я никогда не слышал, как они поют.

— В моем сне они пели. Я запомнил музыку, но не запомнил слов. Очень хорошие песни, в них не было ничего страшного. Возможно, я слишком старый человек, — сказал он.

— Нет, у них действительно были красивые голоса, — сказал я.

— Мне нравились их песни, — сказал он. — Потом я замерз и проснулся. Я увидел фонари на мостах. Тигриные песни были похожи на фонари, в которых сгорает масло.

— Я немного волновалась за вас, — сказала Полин.

— Нет, — сказал он. — Я сел на траву, прислонился к дереву, и заснул, и мне приснился сон про тигров, как они пели песни, но я не запомнил слов. Инструменты у них тоже были очень красивые. Они были похожи на фонари.

Голос Старого Чака постепенно затихал. Тело его расслаблялось все больше и больше, пока не стало казаться, что он всегда сидел в этом кресле, мягко и удобно сложив руки в арбузном сахаре.

Мы с Полин ушли в гостиную и сели на кушетку, стоявшую в рощице у груды камней. Вокруг горели фонари.

Я взял ее руку в свою. Сквозь мягкость и нежность в ее руке ощущалось напряжение, и это напряжение заставляло меня чувствовать себя спокойно и в то же время возбуждало.

Она сидела очень близко. Сквозь платье я чувствовал тепло ее тела. В моем сознании это тепло было такого же цвета, как платье — светло-золотистого.

— Как движется книга? — спросила она.

— Отлично, — сказал я.

— О чем она? — спросила Полин.

— Не знаю. — сказал я.

— Это секрет? — она улыбнулась.

— Нет, — сказал я.

— Что-нибудь романтическое, как книжки из Забытых Дел?

— Нет, — сказал я. — Это будет совсем другая книга.

— Помню, когда я была маленькая, — сказала Полин, — мы жгли книги вместо дров. Их было очень много. Их очень долго жгли, и теперь их, конечно, почти не осталось.

— Это не такая книга, — сказал я.

— Ладно, — сказала она. — Я не буду тебе больше надоедать, но не говори потом, будто людям неинтересно, что ты пишешь. Так давно никто не писал книг. За всю мою жизнь вообще ни разу.

После мытья посуды появился Фред. Он разглядел нас сквозь деревья. Фонари светили очень ярко.

— Здорово, — крикнул он.

— Привет, — прокричали мы в ответ.

Фред шел к нам через узкую речку, которая вливалась в главную реку Смертидеи. Он шел по металлическому мостику, который звенел у него под ногами. Этот мостик наверняка притащил из Забытых Дел Кипяток. Притащил и поставил над речкой.

— Спасибо за посуду, — сказала Полин.

— Мне только в радость, — сказал Фред. — Простите, что мешаю вам, ребята, я только напомнить, что завтра утром мы идем с тобой к прессу для досок. Хочу тебе кое-что показать.

— Я помню, — сказал я. — Что там?

— Завтра увидишь.

— Ладно.

— Больше мне ничего не надо. У вас, наверно, есть о чем поговорить, так что я пошел. Обед был очень вкусный, Полин.

— У тебя с собой эта штука, которую ты мне сегодня показывал? — спросил я. — Пусть Полин тоже посмотрит.

— Какая штука? — спросила Полин.

— Фред нашел сегодня в лесу.

— Сейчас нету, — сказал Фред. — Я оставил ее в хижине. Утром принесу на завтрак.

— А что это? — спросила Полин.

— Мы не знаем, — сказал я.

— Ага, странная штука, — сказал Фред. — Похожа на все эти вещицы из Забытых Дел.

— А, — сказала Полин.

— Завтра принесу.

— Хорошо, — сказала она. — Подожду до завтра. Очень интересно. И загадочно.

— ОК, ребята, — сказал Фред. — Я пошел. Просто хотел напомнить, что мы идем завтра утром к прессу для досок. Это вообще-то важно.

— Куда ты торопишься? — сказал я. — Побудь немножко с нами. Сядь.

— Ни-ни-ни. Спасибо за приглашение, — сказал Фред. — У меня дела в хижине.

— ОК, — сказал я.

— До свиданья.

— Спасибо за посуду, — сказала Полин.

— А, ерунда.

Было уже поздно, когда мы с Полин отправились пожелать Чарли доброй ночи. Мы с трудом разглядели его на кушетке рядом с его любимыми статуями и небольшим очагом, который он соорудил себе, чтобы греться холодными вечерами.

С ним был Билл — они сидели рядом, обсуждая что-то интересное. Увлеченный разговором Билл, возбужденно молотил руками воздух.

— Мы пришли пожелать вам доброй ночи, — сказал я, перебивая разговор.

— О, привет, — сказал Чарли. — Ага, доброй ночи. То есть, я хотел спросить, как дела.

— Нормально, — сказал я.

— Очень вкусный был сегодня обед, — сказал Билл.

— Да, просто замечательный, — сказал Чарли. — Отличное рагу.

— Спасибо.

— Ну, до завтра, — сказал я.

— Ты ночуешь в Смертидее? — спросил Чарли.

— Нет, — сказал я. — Я ночую с Полин.

— Ну и хорошо, — сказал Чарли.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Хижина Полин была в миле от Смертидеи. Она нечасто там бывает. Хижина находится с другой стороны города. А всего нас здесь, в арбузном сахаре, 375 человек.

Многие живут в городе, кто-то в хижинах, ну и конечно мы — те, кто живет в Смертидее.

В городе светилось всего несколько окон — вдобавок к уличным фонарям. У дока Эдвардса горел свет. Он всегда плохо спит по ночам. И у школьного учителя тоже. Наверное, проверяет тетрадки.

Мы остановились на мосту. Этот мост освещали бледные зеленые фонари. Формой они напоминали людские тени. Мы с Полин целовались. Губы у нее были холодными и влажными. Может, потому что ночь.