— Верно. Более того, поскольку сама королева счастлива в браке, ей приятны счастливые браки своих приближенных.

— Не могу себе представить, что королеве вздумалось поиграть в купидона!

— Ее величество ценит романтику.

Это была сущая правда.

Когда спутники достигли внешней границы аббатства, Майлс осадил жеребца.

— Возьми его и отведи к воротам. Я привык пробираться внутрь через стену сада.

— Как вам угодно, милорд.

Майлс сбросил заляпанный грязью сюртук и протянул его Бланту.

— Передай леди и ее домашним, что я появлюсь сию же минуту.

Майлс схватился за виноградные плети и поставил носок сапога в трещину каменной стены. Таким способом он проникал в аббатство Грейстоун и выходил оттуда множество раз в то давно прошедшее лето. Схватив еще одну плеть, повыше, он отыскал другую трещину, и полез вверх по стене.

Будь проклята эта поездка! Он не охотник за призраками. Он — Майлс Сент-Олдфорд, маркиз Корк, опытный воин, светский человек, кутила, богатый аристократ и доверенное лицо принца Уэльского!

Усмешка самоосуждения появилась на красивом лице, слегка исказив его черты. Помимо всего прочего, он уже пресытился развлечениями и был весьма невысокого мнения о прекрасном поле.

Неужели Блант был прав? Неужели его встретят, как защитника прекрасной дамы, героя-завоевателя, рыцаря в сияющих доспехах? Разумеется, сам для себя он не стал бы выбирать эту роль. Однако это может быть интересно и даже забавно, решил Майлс, перебрасывая ногу через стену и спрыгивая на землю.

В мужчинах нет ничего интересного, решила Элисса, вонзая тяпку в мягкую, влажную землю, выворачивая ее пласты и выискивая малейшие признаки сорной травы. По крайней мере, в знакомых ей мужчинах. Список включал викария, мистера Блэкмора; деревенского врача, Аристотеля Симта; нескольких представителей местной знати; ее садовника Голсуорси, и, конечно, сэра Хью Пьюрхарта.

Сэр Хью являл собой идеальный образчик мужского племени — он был весьма высок, привлекателен, довольно умен и образован. К несчастью, Хью обладал двумя существенными недостатками: отсутствием чувства юмора и воображения. Он видел жизнь черно-белой, не различая даже оттенков серого цвета, не говоря уже о настоящей радуге красок, которыми обожаемая матушка Элиссы раскрашивала мир своими словами, поступками и даже цветами, растущими в ее саду — том самом саду, где теперь Элисса стояла на коленях, пропалывая клумбы.

Подобно большинству мужчин, Хью Бэбингтон Пьюрхарт, ставший после недавнего получения наследства от своего дядюшки баронетом сэром Хью, был бесхитростным существом. Слово «простодушный» непрошеным гостем мелькнуло в голове Элиссы.

Нет, он был не простодушным, а туповатым. Хью пожелал жениться на ней, и с тех пор ни на йоту не отступал от своего намерения.

Элисса поправила косынку, которую набросила на волосы, выходя из аббатства: она терпеть не могла чепцы, шляпки и тому подобное, но знала, что стоит не позаботиться о защите кожи от палящего солнца, и она моментально приобретет свекольный оттенок.

Она еще раз надвинула поглубже свой простой головной убор и вонзила легкую тяпку в землю возле буйных бледно-зеленых ростков анютиных глазок и лимонно-желтых бутонов примулы.

Вопрос о браке возник вновь, когда Хью неожиданно явился вчера к чаю.

«Я всего лишь проезжал мимо и хотел взглянуть на ваш цветник», — такое неуклюжее оправдание выбрал себе Хью.

В ту минуту, когда Эмма Пиббл вышла, чтобы принести еще печенья, Хью настойчиво добивался ответа от Элиссы в своей неподражаемой манере, чем-то напоминающей торговлю, заявляя: «Если вы выйдете за меня, вам достанется самый завидный из холостяков округи». Затем он добавил: «Мы уже не дети, Элисса. Пора нам обоим примириться с неизбежным и остепениться».

Хью уже исполнилось двадцать семь, но он выглядел моложе. Он всегда казался моложе своих лет.

Она открыла рот, чтобы повторить свой обычный отказ, и тут вовремя вернувшаяся из кухни Эмма спасла ее от необходимости отвечать.

Разумеется, предложение сэра Хью было для Элиссы не единственным. Самое первое она получила пять лет назад, в нежном шестнадцатилетнем возрасте. Сквайр Биб, богатый вдовец, был втрое старше ее и годился ей в отцы, если не в дедушки. Конечно, насчет него у Элиссы не возникло ни малейших сомнений, и, к счастью, родители тоже не настаивали, чтобы она приняла предложение. Таким образом, сквайра спровадили совместными усилиями.

С тех пор Элисса дала отставку целому ряду претендентов на ее руку, в том числе привлекательному, но распутному младшему сыну герцога Н., чванливому отпрыску семейства Бурбонов, чье имя Элиссе так и не удалось запомнить, нескольким светским джентльменам, которым случалось заезжать по дороге в аббатство Грейстоун к ее отцу, и, конечно, Хью Пьюрхарту.

Среди анютиных глазок Элисса разглядела маленький, но упрямый сорняк, выдернула из земли этого непрошеного гостя, встряхнула, чтобы сбить прилипшую к корням землю, и бросила в стоящую поблизости корзинку.

Сэр Хью становился все назойливее. Он не смирился с ее отказом, хотя Элисса за последние полгода уже несколько раз вежливо отклоняла его предложение. На случай, если сэр Хью будет продолжать упорствовать — а он и в самом деле не придавал никакого значения всем ее оправданиям — Элисса надеялась пустить в ход все уловки и увертки.

Ее план был весьма прост: она не выйдет замуж до тех пор, пока не закончится траур. А пребывать в трауре Элисса собиралась столько, сколько потребуют ее цели. Ее родители скончались более восемнадцати месяцев назад, и официально траур был уже закончен. Она лишилась и отца, и матери по милости необычайно свирепой лихорадки за какие-нибудь несколько недель. И хотя давно уже холодным зимним днем 1877 года отпели в церкви Анну-Марию и Томаса Грея, Элисса до сих пор отчаянно тосковала по ним, а сейчас еще больше, чем прежде.

По-видимому, даже до королевы дошел слух о привидении, которое появилось в окрестностях родового дома Элиссы. Только на прошлой неделе Элисса получила письмо от одной из фрейлин ее величества: из Лондона было отправлено доверенное лицо, чтобы исследовать странные явления в аббатстве Грейстоун, и этим доверенным лицом королевы оказался не кто иной, как маркиз Корк.

— Боже милостивый! — пробормотала сквозь зубы Элисса, с усилием вонзая садовую тяпку во влажную землю. Меньше всего ей хотелось видеть здесь лондонского денди.

Она тут же вообразила себе этого маркиза: в безукоризненном дорожном костюме, несомненно, в атласном или бархатном жилете, обязательной черной шелковой шляпе — щеголь, причесанный волосок к волоску, благоухающий макассаровым маслом, с тщательно выхоленными ногтями и в сапогах, начищенных до зеркального блеска. Никуда не годный человек!

— О папа, если бы только ты был здесь и спас меня от этого безвыходного положения! — взмолилась Элисса, чувствуя, как жгучие слезы внезапно наворачиваются на глаза. — Мама, я еще так мало знаю, так неопытна! Если бы ты только могла наставить меня!