– А потом будет потом, – жизнерадостно ответил я. – Пока что тебе только гадалка наговорила всякого, а ты сразу скуксилась. Хочешь, в кафе зайдем? Кофе попьем, пончиков каких-нибудь купим?

Я крепко держал девушку за плечи и смотрел ей в лицо. В уголке ее глаза, несмотря на толстый слой тонального крема, виднелся стекающий вниз синяк. И на скуле тоже имелась тень… Добланый Игорь! Не понимаю и никогда не пойму, как можно ударить девушку. Сволочь, подонок…

И еще это теперь…

А если она правда беременна, то что? Как мне полагается поступить? Упасть на одно колено и предложить ей руку и сердце? Чтобы жили мы долго и счастливо в моей коммунальной квартире? Не случилось у меня детей в прошлой жизни, как-то не испытывал я ничего похожего на отцовский инстинкт. А сейчас?

Я прислушался к внутреннему голосу, но он, как назло, молал. Даже ехидных комментариев не отпускал. Решай, мол, сам, не маленький.

– Даша, хватит кукситься, – сказал я и осторожно вытер с ее глаз слезы. – Пойдем в кафешку на Старом Базаре, я видел там какую-то стекляшку. А думать будем, когда ты будешь точно уверена.

Даша уснула. Я тихонько переложил ее голову со своего плеча на подушку и выскользнул из-под одеяла. Прошелся по комнате, подошел к окну. Да уж, по-дурацки как-то получилось с этой гадалкой. Казалось, что будет весело, этакий аттракцион «магия в СССР». А тут, на тебе.

Технически, она все еще была невестой Игоря, конечно. Но в этом направлении я даже не думал, если честно. Ну не могу же я всерьез считать, что Игорь – это отличная идея для нее устроить свою судьбу?

А вот дла Ивана… Для меня она была бы вполне подходящей партией. Мы оба журналисты, с ней легко общаться, она отличная любовница. А ребенок… А что, ребенок? Другие справляются, и мы справимся. Не маленькие, правда что. Плюс всякие там ясли, садики, молочные кухни, что там еще… Я всегда считал, что материнство в СССР довольно активно поощрялось, чтобы женская карьера не страдала. А потом, чем черт не шутит, можно будет затеять семейный бизнес и открыть вместе с ней газету. Журналистка она и правда неплохая. Да и товарищ хороший…

Я смотрел на снег за окном и глупо улыбался. Ребенок. Неужели у меня и правда может быть ребенок?

Вставать к восьми утра и слушать селекторное совещание мне больше было не нужно. По новым правилам ЭсЭса эта обязанность возлагалась на дежурного по редакции. А пока он слушал совещания сам. До следующей недели, когда за дело примется Эдик. Так что проснулся я значительно раньше будильника, сварил кофе в турке, пожарил яичницу, намазал несколько кусков батона сливочным маслом. И только потом разбудил безмятежно спавшую все еще Дашу.

Мы пришли на работу вместе, не утруждая себя никакой конспирацией, вроде: «Давай сначала я через проходную пройду, а ты за углом подождешь». Сочтет факт нашего одновременного появления кто-то поводом для сплетен – да и пожалуйста.

Я заглянул в наш почтовый ящик, достал из него пачку писем. Пролистал. Из семнадцати три мужских, остальные женские. Нормально работает рубрика, даже лучше, чем я ожидал. Пишут, советуют, делятся жизненными историями…

– Это… что? – спросил ЭсЭс, когда я положил письма себе на стол.

– Письма в редакцию, Сергей Семенович, – ответил я. – Я веду рубрику…

– Ах да, я видел, – он пожевал губами и скривился. – Это безобразие, конечно же, нужно прекратить.

– Что значит, прекратить? – сказал я спокойно. – На заседании парткома постановили, что это нужная и важная рубрика. Вы что-то имеете, против решений партии, Сергей Семенович?

Он уперся в меня своим змеиным взглядом. Казалось, что сейчас между его тонких бесцветных губ скользнет раздвоенный язык. Рептилоид, мать его. Но взгляд его я выдержал. Я уже защитил один раз право рубрики о личной жизни на существование и готов был повторить это еще раз.

– А не слишком ли вы молоды, юноша, чтобы возражать своему главному редактору? – сказал он.

– Я совершеннолетний, и у меня есть диплом журналиста, – сказал я. – Так что да, я имею полное право возражать. И высказывать свое мнение, когда оно у меня есть.

«Ну давай поиграем в гляделки, тупой солдафон», – подумал я.

ЭсЭс смотрел на меня. А я не отводил взгляд. Некоторое усилие требовалось, чтобы не начать ехидно улыбаться. Не знаю, за что его поперли из прошлой газеты, но узнаю. И приложу все усилия, чтобы и из этой поперли тоже. Правда, с председателями парктома и профкома у меня отношения не очень чтобы сложились, но ради такого дела я постараюсь снова их наладить.

Наше перетягивание взгляда прервал запыхавшийся Эдик. Он вломился в редакцию и немедленно посмотрел на часы.

– Вы опоздали, Эдуард! – ЭсЭс спешно переключил внимание с меня на другую жертву.

Выглядел Эдик непривычно. Он постригся! Вместо привычной не очень опрятной гривы на его голове красовалась ультракороткая стрижка вроде полубокса. Понятно, почему он не спешил снимать шапку. Ну и одежда, да… Серый костюм, белая рубашка и галстук-селедка. Натурально, совсем другой человек. С очень несчастными выражением лица.

– Потрудитесь зафиксировать факт своего опоздания в журнале учета рабочего времени, – холодно сказал ЭсЭс. – Но вы привели себя в порядок, это похвально. Надеюсь, это первое и последнее ваше опоздание.

Эдик чуть боком, словно смущаясь своего внешнего вида, проскользнул на свое рабочее место. Печатная машинка на его столе больше не стояла. Деятельный ЭсЭс переставил ее в шкаф. Теперь, чтобы получить доступ к ней, нужно было предоставить черновик материала и написать заявку на пользование пишущей машинкой. И время пользование зафиксировать в отдельной тетради, которая… В общем, образ его мыслей был уже понятен. Все должно быть учтено и записано. И посчитано.

– Дарья, я вам вчера сказал, чтобы вы не красились так ярко, – проговорил ЭсЭс и уставился на Дашу. «Вот урод!» – подумал я. Ну невооруженным же взглядом видно, почему она так ярко накрасилась! Нужно быть слепым совсем, чтобы не разглядеть ничего!

– Нигде не написаны регламенты женского макияжа, – тихо огрызнулась Даша.

– Вы будете соблюдать те регламенты, которые я вам поставлю! – сказал редактор. – Так что потрудитесь пройти в туалетную комнату и смыть с лица все это безобразие!

– На каком основании вы мне указываете?! – возмутилась Даша.

– На том основании, что я ваш начальник, Дарья! – ЭсЭс поднялся. – Встаньте и покиньте редакцию. И не возвращайтесь до тех пор, пока не приведете себя в надлежащий вид!

Даша вскочила. Ее каблуки прогрохотали через всю редакцию. Дверь грохнула так,