после разрушения с одной лишь целью: принести избавление нашему народу, дабы тем самым спасти мир”. Таким образом, к середине 1970-х гг. рост “ястребиных” настроений в среде ортодоксов сделался обычным явлением, и это никого не удивляло. Даже премьер-министр Рабин, после второго разъединения войск с Египтом, вынужден был заверить своего коалиционного партнера, Национальную религиозную партию, что его правительство не уступит ни пяди территорий, не проведя прежде по этому вопросу общенационального референдума.

Что же касается Бегина, то он, как политик, заключивший с ортодоксами коалиционное соглашение, отреагировал на их запросы решительно и определенно. Как уже было сказано, в июне 1974 г. около двадцати семейств, принадлежавших к поселенческому движению Гуш Эму ним, создали в горном районе Самарии незаконное поселение Элон-Море (Гл. XXVI. Эпитафия Партии труда). После восьми месяцев конфронтации поселенцев с правительством Рабина был достигнут компромисс, и поселенцам дали возможность временно обосноваться неподалеку от тамошнего армейского лагеря. Позиция Бегина была безусловно противоположной. Практически сразу после выборов он приехал к поселенцам со свитком Торы и с глубоким чувством сказал, что “мы построим еще много таких Элон-Море”. Действительно, после заключения мирного договора с Египтом в марте 1979 г. Бегин возвел Гуш Эмуним до положения главенствующего поселенческого движения страны и безусловно одобрил его стремление построить еще как минимум 60 поселений на самарийских холмах. Как отмечал один из членов переговорной группы, возглавлявшейся Бургом, “право евреев селиться повсюду на Земле Израиля предопределено историей еврейского народа”.

Тем временем, с целью координации поселенческой программы, правительство Израиля и Всемирная сионистская организация создали объединенный комитет планирования под руководством Матитьягу Дроблеса[3], главы отдела сельскохозяйственных поселений Всемирной сионистской организации. Дроблес, будучи председателем комитета, определил основные принципы поселенческой деятельности:

“Еврейские поселения должны располагаться не только вокруг мест проживания национальных меньшинств [то есть коренного арабского населения], но и в самих местах их проживания, с тем чтобы свести к минимуму возможности возникновения еще одного арабского государства в этом регионе”.

Отнеся палестинских арабов к категории “национальных меньшинств” и определив сам Западный берег как неотъемлемую часть “Великого Израиля”, Комитет Дроблеса выступил с рекомендацией относительно экспроприации всех необрабатываемых государственных земель; на этих землях надлежало построить от 60 до 75 новых поселений, с численностью еврейского населения не менее 100 тыс. человек, причем в перспективе число их жителей должно было составить 300 тыс. человек — то есть ту величину, которая была предусмотрена в планах Ариэля Шарона. Единогласно одобрив этот документ, кабинет Бегина тем самым официально и решительно отказался от исторически сложившейся правительственной политики территориальных компромиссов.

Повседневная действительность поселенческой деятельности

Для развития поселенческой деятельности применялись разные способы и методы. Один из них заключался в том, что существующие арабские селения окружались еврейскими форпостами, а затем уже вторая волна еврейских колонистов проникала в палестинские общины и разделяла их на части. В рамках второго способа, призванного обеспечить доминирующее еврейское присутствие на территории Западного берега, накладывались ограничения на “неконтролируемое” развитие арабской сельскохозяйственной и промышленной деятельности. Для этой цели запрещалось бурение новых колодцев в зоне Зеленой черты и устанавливались счетчики воды на каждый водный источник, причем за использование воды сверх установленной нормы назначались значительные штрафы. Но существовал и совершенно лобовой метод “включения Иудеи и Самарии” (если пользоваться прямым и откровенным языком Комитета Дроблеса), основанный на том, что правительство “имело право” отчуждать значительные участки арабской земли “по соображениям безопасности”. Инициатива, заключавшаяся в активном использовании этого “права”, также принадлежала движению Гуш Эму ним. Будучи уверенными в согласии властей, поселенцы Элон-Море потребовали принятия соответствующего решения, и в июне 1979 г. военный комендант Западного берега подписал указ, передававший в распоряжение поселенцев около 700 дунамов (175 акров) земель, находившихся в частной собственности и по большей части обрабатываемых жителями соседних арабских деревень.

Но вот тут правительство Бегина потерпело серьезную неудачу. Возмущенные арабские землевладельцы обратились за юридической помощью. Их адвокаты (в основном, евреи) передали дело в Верховный суд Израиля, где было получено согласие рассмотреть этот вопрос как имеющий национальный приоритет. Представители правительства, не будучи в силах скрыть удивления таким развитием событий, представили традиционное объяснение своих действий с формулировкой “по соображениям безопасности” и сослались при этом на имевшие место прецеденты. Однако целый ряд отставных старших офицеров армии, во главе с бывшим начальником Генерального штаба Хаимом Бар-Левом, выступили свидетелями истцов, заявив, что оборонная значимость конфискованных земель ничтожно мала. Суд вынес свое решение в пользу арабских крестьян. Правительство ставило перед собой, несомненно, задачу политического характера, говорилось в постановлении суда; столь широкая интерпретация понятия “национальной безопасности” является неприемлемой в рамках Гаагской конвенции[4]. Суд постановил, что поселенцы в течение месяца должны оставить незаконно полученные земли, и ответчики были вынуждены подчиниться решению суда. Стало ясно, что реализация планов Комитета Дроблеса находится под угрозой срыва. Нельзя было даже внести изменения в законодательство Западного берега, не нарушив тем самым Кэмп-Дэвидского соглашения, в рамках которого окончательное решение по вопросам суверенитета не могло быть принято до истечения пятилетнего переходного периода.

Тем не менее правительство Бегина, со всей его целеустремленностью, смогло изыскать иные пути к тому, чтобы закрепиться на территориях. Во-первых, примерно 32 тыс. дунамов территории Западного берега находились до 1948 г. в собственности евреев, и эти участки, по-прежнему значившиеся в земельном кадастре под именами их еврейских владельцев, были востребованы обратно. Далее, тысячи арабов покинули Западный берег после 1967 г., и израильское ведомство Опекуна собственности отсутствующих землевладельцев “сдало в аренду” 400 тыс. дунамов этих земель израильским поселенцам. Унаследовав от иорданских властей право государства на принудительное отчуждение частной собственности, израильская военная администрация реквизировала еще 300 тыс. дунамов — как бы для целей “усовершенствования инфраструктуры”. Наряду с этим были отменены все ограничения, связанные с приобретением земель евреями в рамках частных сделок. Начиная с 1967 г. законодательство Хашимитского Королевства запрещало такого рода передачу земель евреям. Несмотря на формальный запрет, местные арабские землевладельцы, начиная с 1979 г., продолжили продажу своих земельных участков через посредников, в основном за твердую валюту, причем сделки заключались за рубежом. В результате таких сделок к 1982 г. еще порядка 200 тыс. дунамов перешло в еврейское владение.

Однако все эти приобретения правительство Бегина считало недостаточными. Для Комитета Дроблеса и его экспертов наиболее удобным способом приобретения земель была их конфискация “по соображениям безопасности”, однако прецедент Элон-Море закрыл эту лазейку в законодательстве. Но в марте 1980 г. министерская комиссия под председательством Ариэля Шарона изыскала альтернативный и, по всей видимости, абсолютно надежный вариант. В рамках Гаагской конвенции право компенсации в принципе было применимо в случае захвата или неправомерной конфискации частных земельных