У Лестрэнджа потемнело в глазах. Дети ничего не знали о порохе, и, хотя слегка испуганные переполохом, находили очень забавным сидеть в лодке, так близко к синему морю.

Дик опустил палец в воду, чтобы почувствовать, как она струится – любимое развлечение детей, – а Эммелина, вложив ручонку в руку дяди, наблюдала за Баттоном со степенным удовольствием.

И точно, было на что посмотреть. Душа старого матроса была полна трагического ужаса. Кельтское воображение уже слышало взрыв судна, видело шлюпку и самого себя разорванным на кусочки, – мало того, видело ад и чертей, жарящих грешное его тело.

Но злополучное – а может быть, и счастливое – его лицо не было способно выражать ужаса трагедии. Он пыхтел и надрывался, надувая щеки, наваливаясь на весла, корча невероятные рожи, по все эти действия, вызванные душевной мукой, однако, нимало не выражали ее. Позади виднелся корабль, рядом с которым уже качались на волнах оба баркаса.

Люди сыпались через борт, как водяные крысы, барахтались в воде, как утки, карабкались, как попало, в баркасы. Из полуоткрытого люка тянулся черный дым, теперь уже смешанный с искрами, вздымаясь быстро и злобно, как если бы вырвался из стиснутых челюстей дракона.

А за милю от «Нортумберлэнда», позади, стояла стена тумана. Она казалась плотной, походя на диковинную страну, внезапно выросшую из океана, – страну, в которой не росли деревья и не пели птицы. Страна с белыми отвесными утесами, непоколебимыми, как Дуврские скалы.

– Сил моих нет! – вдруг пробормотал гребец, оперев весла на колени, и ткнулся вперед головой, словно готовясь забодать пассажиров. – Пусть себе взрывается, как знает, – сил моих больше нет! Изнемогаю!

Лестрэндж, бледный как смерть, но несколько пришедший в себя, повернулся взглянуть на корабль. Последний казался уже далеко, и оба баркаса яростно спешили вслед за шлюпкой. Дик все еще играл с водой, но Эммелина была совершенно поглощена Баттоном. Ее созерцательный ум всегда пленялся всем новым, а эти действия старого приятеля были для нее чем-то совершенно новым.

Она видала уже, как он моет палубу, как пляшет «джигу», как бегает на четвереньках по палубе с Диком на спине, но никогда еще не видала она его таким, как сегодня.

Теперь ей было ясно, что он устал и озабочен. Она порылась в кармане, достала апельсин и, нагнувшись вперед, прикоснулась им к голове «изнемогавшего».

Баттон поднял голову, на миг бессмысленно уставился вперед, потом заметил апельсин; при виде его мысль о «детишках» с их невинностью, о нем самом и о порохе рассеяла туман, затмивший его помутившиеся мозги, и он снова принялся за весла.

– Папочка, – сказал Дик, – у корабля облака!

С невероятной быстротой плотные скалы тумана рассыпались. Легкий ветерок пронизал их, свивая из них удивительные узоры. По воде двигались всадники и развевались, как дым, поднимались и разбивались воздушные валы; высокие спирали валов тянулись до самого неба. И все это с угрожающей медлительностью. Огромный, ленивый и зловещий, но неуклонный, как рок или смерть, туман надвигался, завоевывая, казалось, весь мир.

На этом невыразимо мрачном фоне выделялся тлеющий корабль, паруса которого уже вздрагивали от поднимающегося ветра, в то время как дым из люка как бы кивал отплывающим лодкам, маня их к себе.

– Отчего корабль так дымится? – спросил Дик, – Смотрите, и лодки плывут за нами. – когда же мы вернемся обратно?

– Дядя, – добавила Эммелина, всовывая ручонку в его руку и поглядывая в сторону корабля, – я боюсь.

– Чего, Эмми? – спросил он, притягивая ее к себе.

– Тех фигур, – проговорила она, прижимаясь к нему.

– Я думаю, можно здесь дождаться остальных, – сказал Лестрэндж – Мы достаточно далеко на тот случай, если… если что случится.

– Верно, – поддакнул гребец, тем временем успевший прийти в себя. Пусть себе взрывается, как знает, нас не достанет.

– Папочка, – сказал Дик, – когда же мы вернемся на корабль? Я хочу чаю.

– Мы вовсе не вернемся, дитя мое, – сказал отец. – На корабле пожар: мы ждем другого корабля.

– А где же другой корабль? – спросил ребенок, оглядываясь.

– Его еще не видно, – отвечал несчастный отец, – но он придет.

Баркасы медленно приближались. Они казались тараканами, ползущими по воде. А вместе с ними, но сверкающей глади, ползла тусклая мгла, поглощавшая ее блеск, как это бывает при солнечном затмении.

Тут на шлюпку налетел ветерок, почти незаметный, как ветерок из Лилипута, по холодный и затмевающий солнце. И в тот же миг туман поглотил далекое судно.

Необычайное это было зрелище. Меньше, чем в полминуты, деревянный корабль превратился в корабль из дымки, в прозрачный узор – всколыхнулся и исчез навсегда из глаз человека.

Глава V. Голоса в тумане

Солнце еще более потускнело, затем и совсем исчезло. Уже очертания баркасов становились туманными, и даже та часть горизонта, которая до сих пор оставалась ясной, сделалась теперь совсем невидимой.

Между тем, первый из баркасов приближался, и вскоре послышался голос капитана:

– Гей, шлюпка!

– Гей! – раздалось в ответ.

– Равняйся с нами!

Первый баркас приостановился грести, дожидаясь второго. Последний, и так уже очень тяжелый, был сильно перегружен.

Капитан Лефарж был возмущен поведением Пэдди Баттона, всполошившего всю команду, по ему было теперь не до взысканий.

– Переходите к нам, Лестрэндж, – сказал он, когда шлюпка поравнялась с ними, – у нас есть место для одного. Ваша няня во втором баркасе, который и без нее перегружен: лучше ей пересесть на шлюпку, где она может присматривать за малышами. Поскорей же, туман надвигается. Гей! – обратился он ко второму баркасу, – поторопитесь!

Второго баркаса внезапно как не бывало.

Лестрэндж пересел к капитану. Пэдди оттолкнулся от баркаса и поднял весла дожидаясь.

– Гей! гей! – продолжал кричать Лефарж.

– Гей! – прозвучало из тумана.

В тот же миг первый баркас и шлюпка исчезли из глаз друг-друга, поглощенные туманом.

Надо сказать, что достаточно было нескольких взмахов кормового весла чтобы шлюпка снова стала борт-о-борт с первым баркасом; но дело в том, что мысли Пэдди были заняты вторым баркасом, и надо же. чтобы его угораздило дать три мощных удара весел в том направлении, где он воображал, что находится последний.

Все последующее превратилось в одни только голоса, перекликавшиеся в тумане.

– Гей. шлюпка!

– Гей!

– Гей!

– Не кричите все сразу, я не знаю куда мне грести! Второй баркас, где вы там?

– Лево руля!

– Ладно, ладно! – кладя между тем руль направо, отозвался Баттон, – одна минутка, и я буду с вами.

Последовало несколько минут усиленной гребли.

– Гей! – прозвучало гораздо слабее прежнего. – Чего вы это гребете прочь от меня?

Последовало еще несколько взмахов весел.

– Гей! – раздалось