– Поглядим, что из этого выйдет, – сказал мужчина отчего-то мрачным тоном.

– Ты не веришь в результат?

– Их столько было, ошибок, что я теперь могу только надеяться.

– А ты не боишься выпускать ее из лаборатории. Вдруг что-нибудь случится? Еще холодно.

– Нет, пусть все идет своим чередом. Да и что ей станет уличной собаке? Ты, главное, ее хорошо корми. Вот родит, тогда и решу, что делать дальше.

– А как ты узнаешь, что у тебя получилось?

– Всему свое время. Они хотели изменить мир, а пришли к тому, чтобы его уничтожить. Мне остается сделать хоть что-то, что может это предотвратить…

Еще пару дней Тира чувствовала себя неважно. Ее иногда подташнивало и хотелось больше лежать. О болезнях она не имела ни малейшего представления, даже о тех, какими в свое время переболела сама. Но в этот раз болела не она, а щенки в ее утробе. Это была не опасная болезнь, а необходимое условие в задаче, придуманной человеком. Щенки должны был родиться через две недели.

После того, как Тиру выпустили из лаборатории, мужчина ежедневно интересовался ее состоянием. Он позаботился, чтобы собаке отвели место в углу дальнего сарая, там насыпали солому и поставили кормушку. Но, впрочем, на этом его участие кончалось. Два раза в день добрая женщина кормила Тиру лично, принося тот самый вкусный корм, от которого Тира более не отворачивалась. Днем дозволялось свободно гулять по ферме, а ночью женщина все же отводила собаку в сарай и запирала до утра. Впрочем, Тира не возражала. Она приближалась к тому моменту, когда ей самой хотелось искать уединения. К тому же в углу сарая ею уже был заготовлен подкоп – так, на всякий случай.

Когда родились щенки, женщина была обеспокоена за Тиру и ее приплод. На все призывы вернуть собаку в лабораторию человек возражал, что естественные условия – самое лучшее, и не нужно ничего придумывать.

Через неделю после рождения щенков на территорию ворвались военные. Они согнали всех людей к машинам и принялись крушить все подряд, сжигали постройки, скот, стреляли в собак и вообще во все, что двигалось по территории. Если бы на ферме и рядом обитали птицы, их постарались бы уничтожить всех. Но птиц над степью не появлялось уже давно.

Люди в противогазах бережно отнеслись только к содержимому лаборатории. Вынесли из нее все до малейшего предмета, и только потом изнутри и снаружи облили деревянное здание бензином и подожгли.

Из всех животных на ферме выжили только они двое – Тира и ее щенок. Неизвестно, что здесь сыграло больше, случайность или перст судьбы. Возможно, только для того дряхлой суке и давалась жизнь, чтобы выкормить и взрастить единственного уцелевшего щенка, носившего в себе тайну человеческого вмешательства. Благо степь начинала выходить из спячки, всякой мелкоты стало вдоволь, а Тире всего-то нужно было – вспомнить повадки хищного зверя, который жил в ней и никогда не исчезал до конца.

К сгоревшей ферме сука не приближалась: не позволял тот «запах», связанный с трагедией, и никуда не девшийся. Но и удаляться от фермы Тира боялась, как будто надеялась, что когда-нибудь сюда вернется та женщина, заботившаяся о ней.

Острый «запах» с фермы напоминал Тире дух чужих людей, уничтоживших все, что она любила, и что составляло ее жизнь. И когда в один из дней сука с уже хорошо подросшим щенком направлялась к речке, чтобы поохотиться на ящериц, расплодившихся вдоль обрывистых склонов, и внезапно наткнулась на человека, исходившая от него смесь запахов резины, металла и сгоревшего пороха заставила ее вспомнить тот жуткий страх, который вынудил ее бежать, прихватив с собой щенка. Этот запах опасности и не позволил Тире быстро привыкнуть к чужаку, к тому же она всегда чуралась людей.

Напротив, с особым любопытством к двуногому отнесся ее щенок, у него не возникало никаких дурных предчувствий. Так, через их начавшуюся дружбу, постепенно и к Тире вернулось желание быть ближе к человеку, которого она теперь оценила в качестве главного добытчика и вожака.

Устав от беготни за бабочками, Грозный приплелся к человеку и, сидя у порога, наблюдал за тем, как тот что-то делает за столом. Со дня их встречи щенок уже заметно подрос и здорово походил на мать, разве что не был еще таким курчавым, как Тира, и куцая бороденка у него была смешная. Весь он казался несерьезным, но вот темные бусины глаз под начинающими густеть бровями обрели завораживающий, немного даже пугающий оттенок, они будто светились, как у кошки, только темными рубинами, причем отнюдь не полумраке или ночью в отсвете огня, как это бывает – этот отсвет появлялся время от времени даже днем. Поначалу человеку было немного жутковато от такого открытия, но постепенно он привык, отметив это как еще одно подтверждение правильности избранного имени.

Человек разрешал щенку входить в свое жилище, несмотря на то что Грозный так и норовил что-нибудь погрызть, например, сапог, ножку стола или стула. Но сегодня, пожалуй, впервые он вел себя очень прилично, за что был поощрен косточкой.

Изредка поглядывая на щенка, чтобы не прозевать момент, когда тот снова начнет шалить, человек изучал лист с нарисованной картой. На ней была схематически, от руки и в не совсем верном масштабе изображена ферма: корпуса, заборы, служебные сооружения. В центре каждого строения, в определенном углу его или рядом человек ставил крестик – это означало, что там он уже побывал, и в этом месте нечего искать. Иногда вместо крестика ставился вопрос, и это означало, что нужно еще раз постараться внимательно исследовать это место. Больше всего таких вопросов нарисовано было возле прямоугольника, означавшего лабораторный корпус.

Человек ходил на сгоревшую ферму каждый день. Нашел там кое-какие уцелевшие инструменты: лопату, выдергу, пожарный багор – и с их помощью разбирал обугленные завалы. Собаки провожали его только до мостика. Боязливая сука всегда останавливалась первой и не пускала щенка за человеком. Вынужденный подчиниться, щенок скулил и потявкивал – как будто ребенок в расстроенных чувствах провожает отца, уходящего в неизвестность. Он успел так привязаться к человеку и полюбить его, что не мыслил и минуты без его присутствия.

Помимо этого в Грозном росло навязчивое желание во всем подражать человеку. Он постоянно старался быть с ним рядом. Если человек шел, он не отставал ни на шаг, да и забегать вперед не стремился, быстро научился поддерживать нужный темп и угадывать верный курс. Если человек садился, он тоже присаживался у его ног. Или лежал, если человек намерен был отдохнуть. Он даже чувствовал, когда двуногому хотелось побыть одному, и тогда дозволял себе побегать, попрыгать за бабочками или кузнечиками. Иногда забывался и, если убегал слишком далеко, спохватывался и стремглав бежал к человеку, стараясь угадать, можно ли уже подойти или еще не время. А уж если его звали – тотчас мчался назад, не разбирая дороги.

Тира поначалу сильно беспокоилась и сопровождала их двоих, как бы желая убедиться, что двуногий не сделает ее отпрыску ничего плохого, но затем стала отпускать щенка одного – на прогулки с человеком вдоль реки или по дороге, или вглубь степи.