– Отчего она умерла? – Ильяс поправился. – Кто ее убил?

– Не знаю… Дядя не сказал. Он сам не свой.

Ильяс вздохнул:

– Ладно. Давай спать. Утром закажу билеты.

– Я сама закажу. У тебя даже на поезд не хватит.

Ильяс смолчал.

– До встречи!

– Спокойной ночи!

Экран телефона медленно погас. Спать уже не хотелось.

* * *

В аэропорту Владикавказа их встретили двоюродные братья. Муса, сын дяди Ахмета, и Шамиль, средний сын дяди Рустема.

– Салам.

– Салам.

Они молчали до самого выхода. Только у машины Ильяс не выдержал:

– Кто?

Муса кивнул на скучающего в стороне солдата.

– Они, брат.

…Ехали долго.

Потом были похороны. Ревущие родственницы, высохшие, ввалившиеся глаза бабушки, промозглый ветер на склоне, сухие комки земли в ладонях.

Муса привел его на склон, когда гости покинули двор.

– Возьми земли, Ильяс. Это хорошая земля. Наша. Бери!

Он послушно зачерпнул ладошкой крошащуюся породу.

– Это хорошая земля, Ильяс. Это земля наших предков. Твоих и моих, брат.

За спиной послышались шаги. Вверх по склону поднимались Шамиль и дядя Аслан.

– Ты уже взрослый, Ильяс. У взрослых свои законы.

– К чему ты это мне говоришь, Муса?

Но ответил не двоюродный брат. Заговорил дядя Аслан:

– Я не могу быстро ходить. У меня больная нога. Уже десять лет.

Ильяс знал, где дяде прострелили ногу. Он кивнул. Это знали все.

– Моих сыновей убили. Теперь забрали дочь, – дядя Аслан потер бороду, он нервничал. – За жизни сыновей со мной рассчитались. Но Роза уйдет неотомщенной.

Ильяс напрягся: он ближайший родственник Розы, ближе, чем Муса и Шамиль. Мстить? Ему? Учился, учился, а теперь в горы?!

– Мы все сделаем правильно, дядя, – ответил Муса. Он посмотрел на Шамиля и Ильяса. – Так?

Шамиль закивал.

– Мы найдем и покараем. Так ведь, брат? – Ладонь Мусы легла на плечо Ильяса.

– Я слышал, его арестовали и будут судить, – Ильяс, как мог, оттягивал неизбежное.

– Это их суд, брат. Их законы, их судьи, их тюрьмы. Они не хотят, чтоб мы волновались, они боятся нашей мести. Один воин стоит тысячи баранов. А там бараны, брат. Бараны и шакалы. Мы будем жрать одних и резать других, брат!

Шамиль кивал все энергичней. Глаза его лихорадочно блестели. Зрачки казались огромными. Да они больные!

– Его будут судить, и если отпустят… – попытался вывернуться Ильяс.

– Даже если посадят, брат! Он отсидит, а сестры не будет. Ее не выпустят через пару лет, не вернут отцу. Не думай, брат! Действуй, как велит сердце.

На другое плечо легла ладонь дяди.

– Мы отомстим. Так?

Он ждал этих слов. Знал, что услышит, и боялся. Всю свою жизнь пытался выскочить из раскручиваемой спирали предложенной судьбы, старался, полз и, кажется, почти соскочил… Но только «почти».

На вопрос можно было не отвечать. За него уже решили. Упереться? Нет… Место и окружение выбрано правильно. Подперли со всех сторон. Похороны отодвинули далеко рациональное «я». В груди клокотало, настойчиво били в висок маленькие злые молоточки.

– Да, Муса!

– Это правильные слова – от сердца.

На душе Ильяса было пусто.

* * *

Он забыл этот разговор. Заканчивался четвертый курс, шла преддипломная практика. Эля съехала в Голландию к родителям покойного мужа, и в распоряжении Ильяса была прекрасная двушка на Фестивальной. Жизнь казалась простой и легкой.

Телефон зазвонил в семь часов вечера.

– Кто такой «Муса»? – Лера схватила трубку первой и теперь морщила носик.

– Много будешь знать, скоро… – начал Ильяс, но не закончил поговорку – в дверь постучали.

Телефон затих.

– Кто там?

– Свои, брат!

За дверью стояли Муса, Шамиль и двое незнакомых ребят.

– Салам.

– Салам, брат.

– Кто там, Илья? – полюбопытствовала Лера из ванной комнаты.

– Это по делу.

Муса ухмыльнулся и попробовал войти в прихожую, но Ильяс перекрыл проход.

– Что-нибудь случилось?

Шамиль закивал головой. Муса заглянул через плечо Ильяса, ухмыльнулся шире:

– Попроси свою девушку ехать домой, брат.

– Зачем?

– У тебя всю ночь будут гости.

– Какие гости?

Муса повернулся к двум незнакомым парням и представил их:

– Рустик. Толя.

Ильяс удивленно уставился на двоюродного братца. Шамиль все так же кивал, напоминая болванчика. Глаза его неестественно блестели.

– Попроси ее уйти. Мы подождем на кухне.

– Зачем?

– Надо, брат, надо! – Глаза Мусы сузились. – Очень надо.

…Через десять минут обиженная Лера ехала домой на такси, а сам Ильяс стоял напротив развалившейся на диване четверки гостей:

– Что происходит?

Муса взял со столика пульт управления DVD.

– У тебя есть любимый фильм, Ильяс? Здесь, на полке? – он указал на стопку дисков.

– «Потоп», – автоматически ответил Ильяс.

– Слышали? – Муса повернулся к Рустику и Толику. Те затрясли головами.

– Просмотрите все. Чтобы про волны, мосты – все запомнили!

– Там про семнадцатый век, исторический фильм, – уточнил ничего не понимающий Ильяс.

– Это не важно, брат. Они посмотрят, запомнят и скажут, что вы смотрели кино вместе. Идем! – Он потянул Ильяса из комнаты.

– Куда?

– Он вернулся! Выпустили! Ты не смотришь телевизор? Выпустили! – шептал Муса.

– Кого?

– Его! Он здесь, брат!

– Мы куда-то едем?

– Туда-то, брат. Туда-то! Едем отдавать долги!

* * *

Промозглый моросящий дождь. Два часа ожидания в тонированной десятке со снятыми номерами. Вход в нужный подъезд просматривается все хуже.

– А если он не выйдет, Муса?

– Он не видел света четыре года, брат. Он обязательно выползет.

Шамиль кивает. Он всегда кивает. Не говорит, не спорит – только кивает.