Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох, князь… Зря ты с ним связался…
— С кем? — наконец благодушно спросил князь. Отрок сноровисто и умело растирал ступни, выгоняя накопившуюся за день усталость. — О ком это ты?
Волхв повернулся к князю.
— Да о нем, о нем…
Благодушия в княжеском лице не убавилось
— Не знаю, что за дурь тебе в голову пришла…
— Да все ты знаешь… По роже ведь видать, что за птица…
— Птица? — притворяясь непонимающим переспросил Круторог. — Какая птица?
Волхв, понимая, что князя ему не переспорить в сердцах сказал:
— И не птица даже. Скоре уж мышь летучая. Чем он тебе только голову заморочил? Понять не могу.
Князь знаком показал мальчишке, чтоб добавил воды. Глядя на отрока, Хайкин задумчиво продолжил.
— Три месяца он у тебя, толку никакого, а ты все терпишь. Дубовая у тебя терпелка, что ли? Или железом сверху оббитая?
Князь поморщился. Отчасти волхв был прав, но вслух сказал:
— Делает дело человек. Делает. Большое дело… Только время ему на это нужно.
Волхв хоть и не согласился, но и не напирал особенно. Знал свое место.
— Время… Золото ему твое нужно, а не время. Будь он из своих, ты за это время уже давно на кол бы его посадил, а с этим мешкаешь… Пенял я тебе, что крут ты в решениях, но в этот раз… Христиан, что ли наслушался?
Круторог опустил в воду руки и начал сам растирать ступни.
— А еще говорят «Ворон ворону глаз не выклюет». Нет. Не любят колдуны друг друга…
Хайкин обиделся.
— Это я колдун? Я волхв. Это он колдун.
— А, — махнул князь рукой, забавляясь чужой обидой. — Разница-то в чем? Нету разницы… Что ты, что он от княжьей милости живете.
Хайкин искренне выпучил глаза. Знал он, что у князей короткая память, но не настолько же…
— Есть, князь разница, есть. От меня польза, а от него пользы как от козла молока.
Сдерживая подступивший смех, Круторог спросил.
— Не кормленный ты сегодня, что ли? То птиц поминаешь, то мышей. Козла вот какого-то еще приплел… Молоко…
Хайкин не дал увести себя в сторону. Князь в последнее время и вправду вел себя странно — задумывался где не нужно, свирепел, где нужды не было, улыбался чаще.
— Может, околдовал он тебя?
Круторог не ответил, только хмыкнул, а Хайкин, ухватившись за мысль, продолжил допытываться.
— Угощает он тебя чем-нибудь? Вином или медом? Опытной рукой с едой всякое колдовство в человека ввести можно.
Князь выпрямился, потянулся, встряхнул руками. По лицу пробежала улыбка — вспомнил что-то приятное
— Да нет… Просто место у него там такое…
— Какое? — насторожился Хайкин. Княжеские улыбки ему приходилось видеть не часто. — Какое у него там «такое место»?
— Спокойное. Я как к нему зайду — так сразу хорошо мне делается.
Князь провел ладонью по груди, словно размазывал по ней невидимое масло. Или мед.
— Покойно, как в детстве. А от этого я добрым становлюсь.
— Добрым? — удивился волхв. — Ты?
Он недоверчиво покачал головой.
— Когда тебя Боги творили, то все добро пошло, наверное, на того, кого перед тобой делали. А тебе вместо добра что-то другое впихнули. Может быть, упорства, может быть — осторожности…
Князь нахмурился.
— Ты и хвалишь — как ругаешь.
Волхв помрачнел. Все-таки не понимал его князь, не понимал…
— Да не хвалю я, и не ругаю. Правду говорю. Не верю я ни в твою доброту, ни в «такие места».
Круторог посерьезнел, нахмурился. Чутью Хайкина можно было доверять. Знал волхв свое дело. Да и в чужом колдовстве разбирался. Только что вот… Да дней десять назад оборотня от города отвадил, что Пузыревку разорял.
— Думаешь колдовство? — Помимо воли задумался князь. Тряхнул головой упрямо — Нет! Да не посмеет он!
Слава о Крутороге по Руси шла страшненькая. Крутой был князь, вспыльчивый, сильный, власть свою утверждал и огнем и мечом. Так что не у всякого колдуна хватило бы смелости вот так куражиться над князем. Хайкин это понимал, потому ничего и не ответил князю. Только плечами пожал. Самому ведь непонятно было. Видел некую несообразность он в княжьем госте. Его б за горло взять, да за становую жилу подержаться, расспросить с удовольствием, да как? Княжий гость все-таки!
— А что тогда?
Глупый разговор уже надоел князю. Желая его прекратить, он бросил:
— Ну и посмотрел бы сам, коли любопытство разбирает.
Волхв не обиделся. А может и обиделся, да стерпел обиду.
Когда появился этот пришлый колдун, Круторог строго-настрого запретил Хайкину приглядывать за ним. Сам колдун поставил это условием работы у князя.
— Я бы и рад, только вот ты не велишь. Как же можно?
— А то ты не пробовал…
Волхв пожал плечами.
— Я тебе честно служу. Как можно, если ты не велишь?
Круторог только улыбнулся такой покладистости. Хайкинских хитростей он не знал, но понимал, что есть они у него, есть… Хайкин помолчал и нехотя добавил:
— Да и защита у него наверняка там стоит от любопытных. Колдуны на это дело мастера… Да и сам я…
— Какой же ты княжий волхв, если с защитой пришлого колдуна не справишься? — несколько обиженно сказал князь. — Что ж он сильнее, выходит? Выходит, зря я тебя кормлю?
Понимал волхв, что его подначивают, а все ж ответил чуть резче, чем следовало бы.
— Да нет. Ты, князь, не путай соленое с зеленым… Я его сильнее. Только ведь он сразу почувствует, когда я начну его защиту ломать, и сразу к тебе побежит. А ты сгоряча можешь…
Волхв провел рукой по горлу, показывая, что сделает князь. Тот, словно в зеркале отразившись, повторил его жест.
— Это ты правильно рассудил.
— Вот я и не понимаю этого… Чудно мне просто на тебя смотреть.
Он остановился, думая, что князь что-то возразит или, по крайней мере, скажет, но тот молчал.
— Ходишь ты туда, ходишь, третий месяц золото ему носишь… Жемчуга шапку зачем-то отдал… На что ему жемчугу-то столько? Кокошники он там вышивает, что ли?
Круторог понял своего волхва правильно. Два медведя в одной берлоге. Это ж куда не пойдешь — везде чужие ноги — не вздохнуть, не повернуться. А все же… Княжий голос звякнул металлом. Не золотом — сталью.
— Кокошники… Что он для меня делает тебе пока знать не надобно. Да и о чем промеж нас разговоры идут — тоже. Хватит того, что я и сам все знаю.