— Хм, — погладил бороду Степан. — Уже поленья летать начали, — он поднял взгляд вверх. — Хорошо хоть с неба не падают.

Взял чурку, бросил в кучу, давай дальше колоть.

Насупа поюлил, поюлил возле него, замёрз, а тут дверь в дом открылась, и оттуда выбежала девчушка с ведром. Злыдень поставил ей подножку, та споткнулась и кубарем покатилась с крыльца. Ведро впереди, девчушка за ним.

— Маришка! — закричал мужик и ринулся поднимать дочку. — Ушиблась?

— Ерунда, — махнула та рукой. — За порог зацепилась, — и, смеясь, побежала дальше.

Буча с Коробейкой тоже времени даром не теряли.

Раздобыв горшочек с жиром, Коробейка бросила сальный кусочек на пол. Варвара на нём поскользнулась и чуть не рухнула, да схватилась за край стола. Задела горшок, тот полетел на пол и разбился. Стала хозяйка осколки собирать, да порезала палец. И вот теперь сидела на лавке, заматывала руку тряпицей и напевала: «У киски боли, у собачки боли, а у Вареньки у нашей ничего не боли».

— Плохо дело, — подытожил Буча. — Где слёзы? Где скандалы? — и злыдни скрылись за корзинами, но подглядывали в щёлочку и подслушивали.

Вскоре, принеся со двора морозный дух, вернулся Степан. Увидев, что у жены рука перемотана, спросил:

— Что случилось, Варенька?

— День сегодня какой-то чудной, Стёпа. Вроде бы и сала не доставала, а на кусочке поскользнулась.

Степан почесал затылок.

— А я, представляешь, гляжу — полено в воздухе висит.

Снаружи что-то загремело, и в горницу ворвалась Маришка, даже валенки от снега не отряхнула. Следом за ней проскользнул в дверь Насупа и хмурый юркнул за корзины.

— Ничем их не испугать, — вздохнул он.

Буча похлопал приятеля по плечу.

— Мам, пап! Я Пятнашке водичку наливаю, а оно как ухнет в углу! — закричала девочка.

— Что ухнет?

— Не знаю. А Пятнашка как замычит, ведёрко копытом бац!

— Испугалась?

Маришка стянула платок с головы.

— Пятнашка — да, а я — нет. Я грабли взяла и в угол бросила. А там как взвизгнет! Может, крыса?

— Говорю же, Стёпа, чудной денёк, — обнимая дочку, сказала хозяйка.

К обеду по горнице разлился аромат кислых щей и семья собралась за столом. Домовой к тому времени, пока злыдни пытались сеять раздор, втихаря из подпола всю кухонную утварь повытаскал, и теперь по мискам весело стучали деревянные ложки.

— Пап, а ты чего больше всего на свете боишься? — спросила девчушка.

Степан вытер усы рукой, подумал и ответил:

— А больше всего, Маришка, я боюсь тебя да маму потерять. Вот и всё, пожалуй.

— Вот оно! — шёпотом сказал Буча. — Работаем.

Злыдни проникли в подпол, и закипела работа. Коробейка сплела из соломы куколку. Симпатичная вышла игрушка. Ручки, ножки, сарафанчик из красного платочка и косы из ароматного сена. Порывшись у Варвары в шкатулке, нашла бусинки и пришила кукле глазки, а ещё вышила ротик и реснички.

— Да ты мастерица! — похвалил Насупа.

Буча повертел куколку в руках и скомандовал: «Действуй!»

Коробейка пробралась к двери, спряталась в уголке, а когда девчушка гулять пошла, выскочила с куколкой на тропинку.

Тут Маришка куколку и увидела.

— Ах! — воскликнула она и к куколке. А та бежать на дорожку. Вернее, бежала-то Коробейка, но злыдни людям невидимы, поэтому девочке и казалось, что куколка сама бежит от неё. Маришка за ней. Куколка от неё. Так до самого леса незаметно и добежали.

— Карр! — раздалось в верхушках сосен, и Коробейка от испуга в сугроб плюх!

Девочка куколку и догнала, взяла её в руки, села на пенёк и разговаривает:

— И откуда же ты такая красивая взялась? И какой у тебя сарафанчик! Знаешь, я папе такой же красный платочек подарила. А может, это волшебство такое? Так ты из этого платочка появилась? Ой, как здорово! Назову тебя… Как же я тебя назову?

Маришка задумалась, глядя как белки с ветки на ветку перескакивают.

Тем временем смеркаться стало. Но кто бы это заметил?

— Назову тебя Соломушкой, — ласково сказала девочка, поправляя красный платочек на кукольной голове. — Будешь моей дочкой, а я — твоей мамой.

А дома-то настоящая мама даже стряпню забросила. Мечется то на крыльцо, то в горницу, то снова на крыльцо. Руки передником вытирает, по сторонам поглядывает. Дочки не видать.

— Маришка! Маришка! — покричала Варвара, но та не отозвалась. Мать повязала платок, выбежала на улицу, к соседке заглянула, на горку, где катались на санках ребята, поднялась, но Маришки никто нигде не видел. На небе уже прозрачный месяц показался, а дочурки всё нет.

Из конюшни вернулся Степан, видит, у жены глаза на мокром месте.

Буча при этом ходит рядом и чуть слышно нашёптывает: «Потерялась, пропала, сгинула…».

У Варвары слёзы и полились.

— Как же так? — мужик развёл руками. — Пойду искать.

Насупа побежал вперёд хозяина и волком завыл, а как увидел Степана с ружьём, так коленки подкосились. Упал в снег, только нос торчит. Мужик ружьё на плечо и к лесу. Насупа за ним.

В доме между тем сам воздух искрился от напряжения. Пахло тревогой и тестом. Домовой затаился, видать понял, что со злыднями лучше не связываться. Кошка Мурка виляла хвостом, тёрлась об хозяйкины ноги, а та всё в окошко поглядывала и на крыльцо выскакивала. Тесто из плошки уж на стол ползло, а Варвара на него и не смотрела даже.

— Без пирогов мы сегодня, похоже, останемся, — нервничал Буча.

А в лесу ещё темнее стало. Маришка заигралась с куколкой, песенки ей поёт. Коробейка сидит под деревом, дрожит, но слушает, ушки так и стоят торчком, больно уж ладно у девчушки выходит. И тут волк как завоет:

— Ууу!

Коробейка подпрыгнула. Маришка тоже услышала, с пенька соскочила.

— Неужто звери близко, Соломушка?

Она прижала куколку к себе, огляделась.

— Уууу! — раздалось снова.

— Ох, и темно же кругом! Того и гляди пути назад не сыщем. Вот ведь засиделись мы с тобой! — и бежать из лесу, а навстречу — Степан с ружьём. — Папочка! Смотри, я Соломушку нашла, как живая она, правда!

Мужик только руками всплеснул. Подхватил дочурку и домой.

Глава 5. Ловушка

Пока злыдни наводили на хозяев страхи да тревоги, Прохор не дремал. Стоял у него на чердаке сундук такой огромный, что трёх злыдней в него вдоль и поперёк уложить можно. Вот и освободил его домовой от хлама и разных сокровищ вроде вороньего пера, ржавой подковы и глиняной свистульки. Помнил он ещё от дедушки, что злыдней хлебом не корми, дай пряжу хозяйкам запутать. Перемотают злыдни пряжу в узлы да колтуны, и хозяйка потом сидит битый