Пацюк имел неосторожность выехать на место происшествиявместе со следственной группой — и тут же был сражен наповал утонченнойкрасотой приятельницы покойного. Впрочем, поговорить с ней стажеру не удалось.Дело было настолько явным, что следственная группа, пробежав галопом поквартире сумасшедшего, свернула работу в рекордно короткие сроки. Паспортныеданные самоубийцы, паспортные данные соседей, паспортные данные (вдох-выдох,выдох-вдох!) черноволосого ангела. Впрочем, паспортные данные его неинтересовали. Куда больше его заинтересовало имя, на которое ангел откликался.

Мицуко.

В этом было что-то смертоубийственно-японское.

Нет, японкой она не была, черта с два, но этот черныймакияж, этот длиннющий и почти девственно-чистый плащ, который оказался не позубам питерской грязи, сигарета “More”, небрежно сжатая губами!.. Было от чегоприйти в возбуждение.

Самоубийцу Пацюк так и не увидел — его сняли с трубы вванной и упаковали в черный пластиковый мешок без непосредственного участиястажера. Да и что могло значить какое-то вшивое самоубийство, если на кухнеснимали показания с самого прелестного существа, которое только можно себевообразить! А этот бесчувственный хрен Забелин разговаривал с этим существомтак, как будто оно было последней судомойкой, последней официанткой или(господи, прости!) последней шлюхой, которой достаются самые невыгодные и плохоосвещенные места на панели!..

Пацюку потребовалось совсем немного времени, чтобы спечьсяот внезапно вспыхнувшей страсти, — и к тому моменту, когда Мицуко, надувглуповато-черные губки, подписывала протокол, он был уже готов. Хорошо прожарени приправлен специями. Но подойти к предмету вожделения так и не решился.Во-первых, он был всего лишь жалким стажером, то есть промежуточным звеноммежду листком протокола и служебно-разыскной собакой. Во-вторых, жалкая куцаякуртка и такие же жалкие неначищенные ботинки!.. В-третьих, четвертых, пятых…Добравшись до десятого пункта, Пацюк понял, что никаких шансов у него нет. Вовсяком случае — пока.

Дело быстро прихлопнули, как назойливую муху. А протокол,подписанный Мицуко (о папирус фараона, о Священное Писание!), был подколот кеще нескольким листкам, заключен в папку и похоронен в сейфе Забелина. Чутьпозже Пацюку удалось выудить адрес черной, как вороново крыло, дивы, но дальшедело не пошло. У стажера не было никакого повода вновь побеспокоить красотку!Не помогла даже “Практическая психология”, не говоря уже об Эдогаве Рампо. ИПацюк подленько отвернулся от своего недавнего кумира и перекочевал на страницысредневековой любовной лирики — конечно же, японской.

Он засыпал под утро с томиком какого-нибудь Хаттори Рансэцу<Хаттори Рансэцу (1654 — 1707) — японский поэт> на груди, — но дажево сне его преследовала чертова Мицуко в одном лишь чулочном поясе. Пацюкпочему-то свято верил, что женщины, подобные Мицуко, обязательно носят чулки. Вего не замутненных жизненными реалиями представлениях чулки были высшимпроявлением сексапильности и — страшно подумать! — женского эротизма.

В мучениях безответной и совершенно бесперспективной любвипрошло три дня. Пацюк потерял всякий интерес к делам Управления, он дажезабросил графическую схему двойного убийства на Наличной, которую усердновычерчивал на протяжении двух последних недель. И принялся за новую схему —ненавязчивого знакомства с Мицуко. Но схема не вытанцовывалась. И надо же былотакому случиться, что именно в этот момент появился свет в конце тоннеля!

Свет этот возник внезапно, и исходил он от робкой тетехи вчерном, которую Забелин приволок в их кабинет на исходе рабочего дня — третьегопо счету с момента появления Мицуко в жизни стажера. Поначалу Пацюк невслушивался в их разговор, но упоминание о Кирилле Лангере заставило егонасторожиться. Спустя несколько минут все прояснилось.

Тетеха в черном оказалась родной сестрой покойного! Онаприехала откуда-то из Тмутаракани, все время одергивала юбчонку и никак немогла поверить в самоубийство брата. Но главным оказалось совсем другое — мадамнастаивала на встрече с его подругой.

На встрече с Мицуко!

Пацюк едва не упал со стула. А над головой нескладнойпровинциальной сестры покойного вдруг возник нимб. Вот именно нимб. Эта святаяприведет его прямиком к такому невыразимо прекрасному японскому имени! Повод —самый невинный. Он станет наперсником, он будет сопровождать эту деревенщину,которая, судя по всему, и двух слов связать не может.

Забелин, даже не подозревавший о буре чувств в грудистажера, вручил сестре удушенного Кирилла Лангера кое-какие вещички и ключ отего квартиры. С последним вышла заминка: следователь начал путано объяснятьтетехе, как добраться до Второй линии, а та никак не могла взять в голову, чтоулица именно так и называется: “Вторая линия”.

— Вторая линия чего? — кротко спросила она, глядяна Забелина такими же кроткими глазами.

— Вторая линия Васильевского острова. —Следователь, очевидно, решил посоревноваться в кротости с придурочной сестрой.

— А улицы на этой линии есть?

— Есть. Вторая линия и есть название улицы. Втораялиния, дом 13, квартира 13.

— Но…

Вот он и наступил — звездный час Пацюка! Задержав дыхание,он встал со стула и самым независимым голосом произнес:

— Если не возражаете, шеф, я могу проводить… нашугостью.

— Очень меня обяжешь, — Забелин посмотрел на стажерас суровой отцовской нежностью. — Вы как, Настасья Кирилловна, невозражаете, если наш сотрудник вас проводит?

— Нет, — тетеха покраснела. — Я буду оченьрада… “А уж как я буду рад, — подумал Пацюк. — Особенно когда придетвремя представить тебя моей очаровательной луноликой, солнцеподобной красотке!”

— Вот, возьмите… — Черносотенная (если исходить изприкида) мадам как будто что-то вспомнила. — Я Кириллу везла… Но емутеперь не понадобится.

И вынула из сумки несколько огромных гранатов — каждыйвеличиной с прокурорское пресс-папье.

— Да что вы! — сразу же засмущался следователь,постоянно находящийся под дамокловым мечом статьи № 290 УК РФ: “получениевзятки должностным лицом”. — Не стоит, право…

— Берите, берите… Это наши, Вознесенские. Изсобственного сада.

После минутных прений гранаты рухнули в пропасть рабочегостола Забелина, а Пацюк подхватил мадам под руку. Хотя какая уж там “мадам”,так, перепуганная, ушибленная страшной вестью девчонка. Даром что обручальноекольцо въелось в палец и потускнело от времени.

После того как девчонка скрылась за дверью, Забелинпридержал ретивого стажера.

— Ты уж смотри поаккуратнее с ней. Сам понимаешь.

— Все будет в порядке, шеф.

— Останься с ней на некоторое время, если будет нужно.

— О чем разговор!