— Дед! — крикнула Наташа.

— Понял! Итак, ошибся, но очень удачно, даже красиво вышло! Первого мая под крики «Христос воскресе» является он сам во плоти, а в понедельник с утречка, помолясь перед зеркалом…

— Не богохульствуйте! — попробовал урезонить его Василий Иванович, но Биркин уже был весь в сюжете.

— …начинает отделять овнов от козлищ.

— Агнцев от козлищ, — автоматически поправил Василий Иванович.

— Агнцы, ягнята, овцы, овны, все одно, бараны, — заметил как бы в скобках Биркин и понесся дальше. — Много дел предстояло сделать мудрецу вместе с его молодыми помощниками, но в первую очередь надо было разгадать код. Он схватил священную книгу… — тут Биркин подошел к книжному шкафу, одна из полок которого была заставлена разными изданиями Библии, и выдернул первую попавшуюся.

— Вы, дядя Вася, не подумайте чего такого, — поспешно сказала Наташа, примостившаяся на диване поблизости от Василия Ивановича, — деду все равно, из чего код создавать, помню, играли как-то, так он взял мою детскую книжку-раскладушку, типа «Курочки Рябы». В другой раз так и вовсе книжку-раскраску и на одном листе нашел целых девятнадцать масонских символов, выделил их и раскрасил в разные цвета. Жуть во мраке! Я полночи заснуть не могла, все думала, что если они нас так со всех сторон обложили, то уж и в комнату мою проникли и за шторой прячутся.

— Открыл мудрец священную книгу и, руководствуясь снизошедшим на него озарением, нашел нужную строку и прочитал стих… — продолжал между тем завывать Биркин.

— Постойте, постойте, — прервал его Василий Иванович, невольно увлекшийся игрой, — но ведь в другом издании на этом месте окажется совсем другой стих.

— В этом-то вся суть! — с какой-то даже радостью подхватил Биркин. — Помимо кода есть еще его, так сказать, материальный носитель, книга, картина, скульптура или какая-нибудь другая скрижаль. Вот ее-то, не зная кода, и передают из поколения в поколение всякие мудрецы, храмовники, магистры под охраной паладинов, ассасинов и прочих головорезов. Столетиями передают незнамо что, ожидая, вероятно, пока Колумб откроет Америку, потом расцветет там земля обетованная, и в один прекрасный день какой-нибудь высоколобый американский профессор с помощью сверхмощного компьютера разгадает, наконец, тайное послание древних.

Древние-то рассчитывали на что попроще, скажем, на первой странице книги надо найти слово ключевое, в нем букву заветную, воткнуть в это место тонкую спицу и пронзить всю книгу. Все буквы, которые прошьет спица, после необходимых манипуляций и перестановок сложатся в тайное имя Господа или во что-нибудь еще, столь же полезное. А чтобы всяким алчным охотникам до древних тайн неповадно было, эти мудрецы-хитрецы готовят разные обманки и ловушки, от примитивных волчьих ям и хитроумных лабиринтов до высококачественных фальшивок. Книга вроде бы та же самая, но с маленьким дефектом. И вот незадачливый кандидат в сверхчеловеки с вожделением произносит, как ему кажется, тайное имя Господа, а перед ним появляется Князь Тьмы со своими присными, которые выдирают крючьями душу из еще живого тела и волокут ее прямиком в ад. Или наоборот, надеется человек вызвать дьявола и получить из рук его власть над всем миром, а является огненный ангел и тюк его стрелой по темечку. Но у нашего мудреца книга была подлинная, без изъяна. Итак, он отсчитал седьмую страницу с конца…

— Но ведь это почти во всех изданиях будет «Откровение Святого Иоанна Богослова»! — вновь прервал его Василий Иванович.

— Действительно! — воскликнул Биркин, опять с радостью. — Очень хорошо! Апокалипсис — самый для такого случая подходящий текст. Первое, важнейшее слово послания было зашифровано в последней строке на этой странице. Так, странно, стих седьмой, — Биркин несколько опешил, но тут же воодушевился, — вот оно, дополнительное подтверждение правильности расчетов мудреца — вторая семерка! Читаем: и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком.

— И племенем, — продолжил Василий Иванович.

— Нет, «и племенем» уже на другой странице. Собственно последняя строка — это «коленом и народом, и языком». Тут еще вот в чем загвоздка, — пояснил Биркин, — тексты древних, почти все, писались без огласовок, без гласных букв, зачастую без пробелов между словами, у нашего мудреца, слава Богу, не было хоть последней проблемы, ему нужно было просто взять первые буквы каждого слова, естественно, первые согласные буквы. Получаем: к, н, з. Именно эти буквы содержатся в ключевом слове, правда, неизвестно, в какой последовательности и с какими гласными.

— Тут обычно следовал сеанс игры в слова, — тихо пояснила Наташа Василию Ивановичу.

— Но нашим героям все нипочем, все по плечу. Несмотря на то, что их словарный запас превосходит шекспировский раза в два за счет современных идиоматических выражений, они практически с первого раза угадывают нужное слово. Вам, Василий Иванович, при взгляде на эти буквы какое слово первым на ум пришло?

— Князь, — ответил Василий Иванович таким тоном, что как-то сразу поверилось, что именно это, весьма неожиданное слово действительно первым пришло ему на ум.

— Хм, а мне почему-то «закон», — к некоторым удивлением сказал Биркин, — но замечу, что мы оба неправы, в соответствии с современными взглядами и требованиями правильный ответ всегда дает женщина. Итак… — он вопрошающе посмотрел на внучку.

В этот момент неожиданно раздались звуки похоронного марша. Наташа вскочила с дивана, пробормотав нечто такое, что сидевший рядом Василий Иванович предпочел не услышать, и выбежала вон из кабинета, унося с собой и свои проклятия, и скорбные звуки.

— Что это было? — удивленно спросил Василий Иванович.

— Последний Наташин ухажер, она ему недавно отставку дала, а он все не успокоится. Вот она и зарядила на него похоронный марш.

— Что, порчу навела?! — в голосе Василия Ивановича прозвучала искренняя обеспокоенность.

— Да нет, она этим давно, то есть я хотел сказать, вообще не балуется. Это у них телефоны сейчас такие, распознают по номеру, кто звонит, и заложенной мелодией хозяйке сообщают.

— Чего только не выдумает суетный ум человеческий!

— Выросла девочка, — сказал Биркин, тяжело вздыхая, он вообще после ухода Наташи как-то сник и сдулся, — и играет совсем в другие игры.

Они надолго замолчали, размышляя каждый о своем, Биркин даже отлучился на минутку по естественной надобности на кухню, но постепенно разговор опять разгорелся, вернувшись к их обычному литературному спору. И вот уже Биркин вновь горячился.

— Помилосердствуйте, дражайший Василий Иванович, но как же можно выводить сиюминутные события текущей жизни из предшествующей великой литературы? Я не имею в виду книги пророческие, если угодно, боговдохновенные, это больше по вашей части, я говорю о произведениях пусть и великих, но рожденных умом и фантазией грешных людей. Истинно великий писатель не может бегать взапуски с современными событиями, это для газетчиков, как они изображают действительность, вы и сами видите, это даже не моментальная фотография, а изображение в кривом зеркале. Описывать события надлежит с некоторого расстояния, когда уляжется пена, когда прояснятся роль и характер каждого исторического персонажа, когда проявятся последствия их поступков. Вы представьте, к примеру, что Лев Николаевич Толстой писал бы «Войну и мир» как очевидец и по свежим впечатлениям, то есть году в тысяча восемьсот восемнадцатом, когда завершается действие его эпопеи, до декабристов, до Крымского позора, до европейских революций, до реабилитации Наполеона и возрождения бонапартизма…