Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так родилась «крысиная рота». Полторы сотни счастливчиков, которым боги даровали второй шанс. Впрочем, после первого же сражения рота уменьшилась вдвое, а во второй битве вовремя оказался рядом с лордом Одерингом. Эдвальду покалечили руку, Таринор же сделал так, чтобы следующий удар не угодил тому в голову. Так он сохранил будущему королю жизнь и, хоть руку впоследствии всё равно пришлось отнять, тот остался благодарен и сделал молодого наёмника своим телохранителем.
Вместе они дошли до самой столицы, а в том, что произошло дальше, единогласны и хронисты, и трактирные пьянчуги. Городские ворота отворила городская стража, а врата замка открыл лично командующий гвардией Вельмор Скайн. Лорд Одеринг прорвался в Чёрный замок и вышел на балкон с головой короля в руках. А после…
После их судьбы разошлись. Эдвальд Первый из дома Одерингов стал первым правителем из новой династии. Таринор же покинул столицу и остался простым наёмником.
Порой таких как он, скорчив презрительную мину, презрительно называли «продажными мечами». Говорили, что их стезя окрашена серым, цветом дорожной пыли и стали клинка. Однако Таринора такая жизнь вполне устраивала, хоть он был бы рад почаще добавлять к этой картине серебристый оттенок звонких монет.
Именно за этим наёмник теперь и направился на восток, с неохотой покинув Гирланд, где провёл весьма сытую зиму, работая охранником в «красном доме», а если говорить по-простому, в борделе. Он бы с удовольствием осел там на куда более долгий срок, если бы старого владельца не зарезали одной холодной ночью, а новый хозяин заведения решил почему-то избавиться от всех прежних охранников. Ну да и чёрт с ними.
Таринор вдохнул свежий весенний воздух, в котором запах влажной земли смешался с терпким ароматом преющей после дождя листвы. После душного, пропитанного дымом трактира шагать по Золотому тракту было истинным удовольствием. Впрочем, даже здесь следовало держать ухо в остро, ведь весной в Энгате пробуждалась не только природа.
Леса и рощи наводняли разбойничьи шайки. Лихие и отчаянные люди, влекомые жаждой наживы вновь выходили на большую дорогу, чтобы подстеречь одинокого путника или торговый обоз, чей владелец пожалел денег на охрану из «продажных мечей».
А кроме того, будто бы разбойников было мало, крохотные деревушки и фермерские поселения становились лакомым кусочком для оголодавших за зиму гоблинов, которые покидали свои подземные убежища в надежде утащить козу или разграбить амбар. Таринору давненько не приходилось рубить гоблинов, и он втайне надеялся, что «Вороний холм», о котором говорил трактирщик, беспокоит именно такая напасть.
Так, погружённый в воспоминания и размышления, Таринор брёл, пока солнце не начало припекать, а спина под сумкой не взмокла так, что струйки пота стекали в исподнее. Он снял куртку, забросил её на плечо, и спину обдало прохладным ветерком. Достал фляжку промочить горло, но в рот упало лишь несколько капель. «Эх, голова дырявая! Надо было в трактире воды набрать, а теперь возвращаться уже далековато. Может по пути встретится деревушка с колодцем? Или хотя бы речушка?» – подумал он, глядя по сторонам.
По правую руку от него лежали холмы, успевшие покрыться густым разнотравьем, слева же темнела Северная пуща, что тянется на запад почти до самого моря. Ближайшая речная переправа на Золотом тракте, как помнилось наёмнику, будет ещё ой как нескоро. Надо бы лучше смотреть по сторонам. Вдруг обнаружится какая-нибудь ручеёк или озерцо талой воды? Такое по весне не редкость.
Милю спустя Таринор заметил вытоптанную тропинку, ведущую в лес. «Просто так от тракта тропинка в лес не отходит», – решил он и не прогадал: через десяток шагов отчётливо послышалось журчание воды. Эти звуки ещё сильнее пробуждали жажду, заставив ускорить шаг. Наконец, тропинка пошла со склона, и впереди действительно показался ручей, поросший густыми зарослями ежевики по берегам.
Вода умиротворяюще журчала между камней и даже на вид была так чиста и прохладна, что Таринор первым делом решил сначала вдоволь напиться, а только потом наполнить фляжку. Он положил сумку с привязанными к ней ножнами рядом и встал на четвереньки, чтобы зачерпнуть освежающе-холодной водицы. Чистой, ещё по-зимнему свежей.
Едва наёмник успел подумать, что журчание бегущей воды – должно быть, самый успокаивающий душу звук на свете, как вдруг из-за спины донёсся шелест и треск. Таринор потянулся было к мечу, но внезапно получил удар в живот. Дыхание тут же перехватило, а по телу разлилась тупая боль. Ещё один пинок в бок, от которого на мгновение потемнело в глазах, и наёмник вновь оказался на ногах, только на этот раз не по своей воле.
Секунду спустя он обнаружил, что его крепко держат двое дюжих оборванцев, и что с заломленными за спину руками у него нет ни единого шанса добраться до меча. Послышался смех и присвистывание. Из-за ближайших деревьев вышел ещё один с перекошенным носом, за ним лысый в накидке из беличьих шкурок и двое с чёрными кучерявыми бородами и дубьём в руках. Следом появились ещё двое: один тощий в монашеской одежде, а другой, напротив, широкоплечий громила с круглым щитом без герба, привязанным к брюху. Разбойничья засада удалась.
– Я ж говорил! Говорил, какой-нить дурень да клюнет! – весело сказал один из тех, кто держал наёмнику руки.
– Уолт, ты осточертел с этой затеей. Кабы не сработало, я б тебе нос сломал, – ответил один из бородатых. – Зато теперь буду звать тебя «Уолт Голова»!
– Заткнись, Тим, – огрызнулся лысый, подходя ближе. – К чертям Уолта с его тупой башкой. Если б не он, сидели б себе в засаде на дороге, пока не проедет обоз с жирными торгашами. У них серебра, что у тебя вшей… Поди ж могли б и без охраны, как с тем сапожником. А так – попался чёрт знает кто! Ты ж не из торгашей? – обратился он к Таринору и тут же сам ответил на свой вопрос: – Точно нет. У таких оборванцев деньги не водятся. Хотя… Гляньте-ка, он с мечом да с поклажей. Слышь, Тим, выпотроши-ка его сумку.
– А чего сразу я?
– Потому что жрёшь в три горла, а как биваки ставить, так больным прикидываешься. Хоть сейчас полезен будь!
Тот, кого назвали Тимом что-то пробурчал и принялся вытряхивать содержимое наёмничьей сумки.
– Нет там ничего полез… – прохрипел