Оружие? Так пушки сейчас не проблема. И стоят дешевле апельсинов.

Грузовик? Такую рухлядь можно по остаточной стоимости на любой автобазе приобрести. Было бы желание.

Четверо придурков из «бойцов»? В любой подворотне сотню за рупь навербовать можно. Бери, капитан Воробьев, пользуйся, не стесняйся.

Тем более ему, Евгению Павловичу, и платить-то ни за что не пришлось. Все достали другие. Достали и принесли, можно сказать, на дом. И никакого тебе риска.

Евгений Павлович откинулся в кресле, сложил руки на животе и благодушно взглянул на советника.

— Знаешь, Анатолий, какого человека с полным основанием можно назвать убогим, а?

— Дурака, — ответил тот.

— Нет, Анатолий. Не дурака. Дурак — счастливчик. А убогий человек — это человек неосведомленный. Вот так-то, Анатолий. Люди проинструктированы?

Советник взглянул на босса внимательнее. К чему была сказана фраза о неосведомленности? Но тот, как всегда, смотрел куда-то в пространство.

— Конечно, — наконец ответил советник.

— Молодец, Анатолий. Хорошо. Только Полынь замени. Он еще понадобится.

— Но... — растерялся Анатолий Анатольевич. — Капитан уже беседовал с ним вчера, определил задачу...

— Меня это не волнует. Я сказал: Полынь заменить. Вместо Полыни, знаешь, кого пошли? Геру вон пошли вместо Полыни. Ненадежный он, «отмороженный». Все одно долго не протянет. Завалят. Не чужие завалят, так свои. К тому же на игле сидит. Возьмут — за дозу всех сдаст.

— У меня нет подобной информации, — слегка потерялся советник.

— Зато у меня есть, — отрубил Семеруков. — Пусть Полынь объяснит ему, что нужно сделать, и закончим с этим.

— Конечно, Евгений Павлович, — Анатолий Анатольевич записал в блокнот.

— Значит, это дело решенное. Теперь дальше...

Со стороны Васильевского к Алферову полз грузовик. Длинный, как кишка, рефрижератор «МАЗ». Тяжелый «холодильник» время от времени увязал в грязи «плывущей» дороги. Мощный мотор взревывал надсадно, вытягивая неповоротливое автомобильное тело из жидкого глинистого месива. Перед Алферовом грузовик свернул на уходящую в сосново-березовый лес плотно утрамбованную дорогу, засыпанную гравием. Теперь дело пошло на лад. Машину потряхивало и чуть «водило», но это было куда лучше, чем купание в жирных лужах. Километра через три путь преграждал полосатый красно-белый шлагбаум со скучающим часовым, сидящим в крохотной будочке. Дальше шла закрытая зона, подведомственная Министерству обороны. Проезд гражданских машин на территорию объекта был строжайше запрещен. Часовой стоял на тот случай, если какой-нибудь гражданский «чайник» сдуру решит свернуть на эту, к слову сказать, не отмеченную ни на одной карте дорогу.

Не доехав до шлагбаума примерно километр, рефрижератор принялся разворачиваться. Длинный кузов мешал, все норовя сползти в кювет. Однако минут через семь этих автостраданий задача наконец была выполнена.

Капитан, выпрыгнувший из кабины рефрижератора, огляделся. Собранный, быстрый, деловитый. В нем не осталось и капли от давешней задумчивости. Напротив, он казался окрыленным. Следом за ним появился сидевший за рулем широкоплечий красавец сержант. За спиной у него висел «вал». Такими автоматами была вооружена вся группа. Более тяжелое оружие до поры лежало в грузовике. На данном этапе операции в нем не было необходимости.

Сержант обошел грузовик и открыл дверь кузова. Сидящие внутри солдаты, затянутые в пятнистые камуфляжи, выпрыгивали в солнечный день, останавливались, разминая мышцы, потягиваясь, проверяя оружие. Хрустел под ногами гравий, урчал мощный двигатель грузовика, в голом еще лесу очумело орала ранняя пичуга. Капитан вдохнул полной грудью, подошел к солдатам, которые вытягивались в подобие шеренги. Четырнадцать человек, не считая его и сержанта. Один из этих четырнадцати — верткий, отчаянный парень по прозвищу Кокс — с обезьяньей ловкостью вскарабкался на крышу кузова, распластался, чтобы не быть увиденным с земли. Крикнул:

— Порядок!

Сержант прикрыл створку, повернулся к капитану. Тот скомандовал коротко:

— Личному составу проверить оружие.

Солдаты отщелкивали магазины, проверяли наличие патронов, вставляли снова и клацали затворами, загоняя патроны в стволы.

— Занять боевые позиции,— спокойно добавил капитан.

— Жека, — сержант повернулся к невысокому рыжему парню с фигурой борца, — встанешь дозорным. Связь каждые десять минут.

— Понял, Бугор, — кивнул тот и потрусил к шлагбауму.

Сержант, а его прозвище в группе было именно таково — Бугор, — проводил солдата взглядом, затем обернулся к остальным:

— Работаем, ребята. Если кто забыл, напоминаю: первая точка — Пастор и Волк...

Рванули с места, перевалили через дренажную канаву и скрылись за «подгнившим» сугробом.

— ...вторая — Фриц и Яцек...

Эти нырнули за куст по другую сторону дороги. Так и шло: пара вправо — пара влево.

— ...третья — Поляк и Гусь, четвертая — Змей и Профессор, пятая — Минай и Март, шестая — Моцарт и Удав. Седьмая — Дело и я. Поехали!

Солдаты отбегали к обочинам, прятались. Да так, что и не углядеть. Каждый из них знал роль, отведенную ему в операции. Все было оговорено еще несколько недель назад. Укрытия присмотрены и подготовлены. Оставалось только делать дело. Выполнять приказ. Через несколько секунд на дороге остался лишь грузовик и две фигуры — капитана и сержанта.

Сержант прошелся, вглядываясь в мертвые заросли кустов, в уродливые шапки черных сугробов, пытаясь различить за ними человеческие фигуры, ничего не заметил и, удовлетворенно кивнув, вернулся к грузовику.

— Все готово, — доложил он капитану.

— Хорошо, — тот смотрел мимо сержанта, на дорогу, на темнеющий хвоей лес, на ноздреватые проплешины тающего снега. — Расчетное время появления колонны... — быстрый взгляд на часы, — ...двадцать одна минута. Проверь связь, и пусть парни держат нос по ветру, — капитан повернулся к сержанту, собираясь сказать что-то еще, но передумал, только махнул рукой.

Красавец кивнул — понимаю, мол, — и торопливо зашагал к кювету.

Оставшись в одиночестве, капитан вытащил из кабины грузовика мегафон и повесил на грудь. Следом на свет появилась кепка-бейсболка. Ее капитан натянул так, чтобы тень падала на глаза. Он боялся прямого солнечного света, поскольку тот приносил с собой боль. Приступы ужасающей боли, при которых практически полностью терялась способность контролировать собственные действия. Строго говоря, в такие минуты он вообще переставал быть человеком, превращался в безвольную тряпку, в груду бесполезной жалкой плоти. В воющий, исходящий криком клубок нервов. Не хотелось бы, чтобы это произошло с ним сейчас, в самый ответственный момент. Однако было еще кое-что похуже, чем боль. Нечто такое, о чем он не хотел думать.