Я на скорости сиганул между двумя кольцами, чтоб запрыгнуть во внутрь, но этот прыжок не увенчался успехом, и я, не рассчитав свои супер-способности, ударился об железное кольцо головой и лишился кончика клыка. Полет в моей голове выглядел нормальным, и до сих пор мне кажется, что я очень легко отделался. Еще в нашем дворе находились другие железные сооружения, но они были созданы для более взрослого поколения, чтобы те могли сушить там свои вещи или хлопать запылившиеся ковры. Но, когда кто-нибудь из жителей вывешивал на этом месте свой ковер, то изделие приобретало форму палатки, так как середина этих железных сооружений была чуть шире чем верхняя перекладина. Это заменяло нам домик, который был пригоден для какой-то выдуманной игры. Не всегда ковры пахли приятно внутри, видимо не все хозяева любили выгуливать своих питомцев. А в будущем мы почти забрали это место себе для более активных игр: «таракан», «слепая сковородка», «выше ноги от земли» и так далее. Ну, может «забрали» слишком сурово звучит, просто жители видели наши игры, и, как я понимаю, домой вывешенные ковры возвращались более грязные, чем им хотелось бы их видеть. Наш дом был четырехэтажный и имел угловатую форму буквой «Г», в котором было семь подъездов и, по моему подсчету, 96 квартир, но детей во дворе всегда было на столько много, как-будто в каждой квартире живет по ребенку, а то и по два. И, наверное, везло тем соседям, у которых окна выходили на другую сторону от двора, потому что слышать детскую радость, сменяющуюся детскими слезами, затем это медленно перетекает в неистовый детских визг по случаю и без — очень дорогое удовольствие для морального состояния. Надеюсь, дорогие мои люди, если я выполнял все эти вышеперечисленные трюки во дворе, вы не держите на меня зла, а если да, то прошу меня простить. Но, как себя помню, у нас во дворе не было, помимо детских криков, никаких выяснений отношений между жителями, и к нам никто не приходил лишний во двор, чтоб подебоширить. Возможно, все потому, что у меня за стенкой находился опорный пункт милиции. Приходилось, конечно, в ночи пару раз вздрагивать, когда кто-то пьяненький или избитый случайно стучался ко мне в окно, думая, что это окна участкового. И мне все равно очень жаль, что этот двор лишь история, которую невозможно вернуть, а можно только увидеть ее на старых фото. Но он и правда был чудесным, или, может, это все предвзятое отношение к тому месту, где мне было хорошо. Просто там, в те годы, жила моя большая семья, где каждый знал своего соседа, и никто ни с кем не ругался.

И вот, каждое утро, когда я выходил собранный в детский сад, я заряжался положительными эмоциями от этого двора. И в один из таких прекрасных дней со мной приключилась одна интересная история. Как всегда, я вышел пораньше, но почему-то у меня не было настроения забегать во двор, чтобы покачаться на качели, я же все-таки взрослый человек, мне не до этого. И я побежал вперед по пути нашей дороги, вдоль двора к концу своего дома, чтоб спрятаться и сделать маме очень специфический сюрприз. Вот такие у меня иногда рождались гениальные шуточки. В конце бетонной стены, которая ограждала нашу детскую площадку от недруга, было углубление, где находился колодец. Это территория еще прикрывалось лавочкой, которая закрывала полный обзор происходящего. Там-то я и решил отсидеться, пока матушка в суете будет бегать и искать меня по всему двору. Внутренний маленький демон решил показать себя во всей своей красе. Но судьба видимо решила, что так дело не пойдет и подумала, что я должен быть чуточку добрее. Когда я совершал маневр, чтобы точно попасть на скорости бега в место задуманного коварного плана, я увидел на асфальте около лавочки предмет знакомого цвета. Это была, как сейчас помню, синяя обертка моего любимого шоколада. Но обертка была объемная, а не просто фантик. Когда я приблизился, то понял, что шоколадка лежала там целая и запечатанная. Я до тех пор никогда ничего не поднимал с полу, тем более на улице. Некоторые дети суют себе в рот грязь, пуговицы, какие-то мелкие детали, но у меня не было таких предпочтений. Родители учили меня, что брать конфеты и шоколадки у незнакомых людей — это плохо. А уж о том, чтобы взять что-то на улице, вообще разговора не было. Наверное, они не поднимали этот вопрос, потому что считали меня не настолько глупым. Но в тот момент я не знаю, что со мной произошло. Это была какая-то неистовая страсть, тем более это было мое любимое лакомство. Я не стал задумываться над тем, что кто-то обронил эту шоколадку случайно. Я потрогал ее, она была полностью запечатана: «Значит подбросить какой-то препарат туда никто бы не мог», — об этом были мои детские рассуждения. И уже в следующую секунду я сидел в этом углу возле колодца и быстро разрывал упаковку от шоколадки, чтоб не тратить время и, чтобы не спалиться перед матушкой, которая должна была выйти с минуты на минуту. У меня совершенно пропало желание кого-то там пугать или разыгрывать. У меня была одна цель — съесть побыстрей шоколад и сделать вид, что ничего и не было. Говорят, что за сто шагов невозможно съесть упаковку шоколадки, это было не про меня в те годы. Шоколадка оказалась у меня внутри меньше, чем за минуту. И, когда я выруливал из-за угла, чтобы мне не задавалось лишних вопросов, моя матушка уже выходила из подъезда. Я довольный подбежал к ней, как кот, который съел всю сметану и делает вид, что это не его лап дело. Но от быстрой скорости поедания на моих пальцах и на губах остались следы преступления. Я спалился, но думал, что все обошлось, или она просто сделал вид, что ничего не поняла. И мне было так стыдно за это тогда, и сейчас я до сих пор не могу понять, что дернуло меня на этот поступок, и почему все совпало именно так. Когда мы пришли в детский сад, на завтрак давали мою самую любимую кашу — манную — которую я всем сердцем терпеть не мог с ее слизкими комочками. Ужас, я до сих пор не могу ее за это простить. И в тот день я отодвинул кашу и продолжил жить с маленьким чувством вины внутри за этот поступок, но довольный