в мобильнике, убираю его в задний карман и мрачно продираюсь через кустарники. Миную тех двоих, чьи знаки различия не разобрал из окна: оказывается, они из Армии спасения («„Врата“: Рука Божия в Сердце Города»). Они выглядят обеспокоенными и готовыми помочь. Я гадаю, знают ли они, что Кевин – гей; «Салли Энн» – организация, знаменитая своей гомофобией.

– И что тут происходит? – спрашиваю я, проходя мимо. Один из них пожимает плечами, указывает большим пальцем на центр происходящего.

Копы подняли полог и теперь разговаривают со съежившейся фигурой, которая раскачивается в открывшемся нутре палатки. Когда я подхожу, они поднимают глаза.

– Привет. Это моя палатка. – Может, и не оптимальная фраза для того, чтобы растопить лед, но уж всяко лучше, чем «отвалите от бездомного и никто не пострадает».

Они пялятся на меня.

– Я отдал ее Кевину, чтобы он не мок под дождем.

Несколько месяцев назад случилась буря с ливнем, она пробила дыру в нашей крыше и промочила все вплоть до потолка гостиной. Тем вечером я вернулся домой и обнаружил, что Кевин прячется у нас на крыльце. Он извинился за вторжение. Это был первый наш разговор, хотя он обитал в овраге уже пару месяцев, не меньше.

– Он безобидный, правда. Кричит много, но когда успокоится, то даже обаятельный.

Один из копов ростом примерно с меня и шире. Второй достаточно низкорослый, чтобы пасть жертвой комплекса Наполеона. Это он первым говорит мне отойти, говорит, что я «мешаю их работе».

– Кевин? – зову я. – Ты в порядке, чувак?

Фигура в палатке продолжает раскачиваться.

Мне снова приказывают отойти.

– Беда в том, – говорю я, – что у вас, ребята, очень дурная репутация в плане обращения с чернокожими,[7] у которых проблемы с душевным здоровьем (см.: Сэмми Ятим). Я беспокоюсь из-за того, что вы можете с ним сделать.

В какой-то момент этого разговора я вытащил из кармана телефон и переключил его на видеосъемку.

– Слушайте, если хотите вернуть свою палатку – мы вам ее отдадим.

– Дело не в палатке, он может ей пользоваться.

– Если хотите снимать – снимайте. Но вы мешаете нашей работе. Так что отойдите назад.

Я, несмотря на то, что подсказывают мне инстинкты, вынужден признать, что это резонно. Делаю несколько шагов назад.

– Дальше, – говорит тот, что пониже.

Еще шаг.

– Дальше.

Я решаю, что отошел на достаточное расстояние; уж точно вышел из Зоны вмешательства.

– Ну уж нет, – отвечаю я. – Я останусь тут.

Он не настаивает.

И, должен признать, они, похоже, как могут, пытаются сделать трудную работу. Никто до сих пор не выстрелил в Кевина (или в меня) из тазера или пистолета. Они не обостряют конфликт, как бывает в случаях, кончающихся тем, что невооруженных людей расстреливают в спину или душат за продажу сигарет поштучно. Они на самом деле пытаются с ним поговорить.

Один из парней, работающих во «Вратах», уже имел с Кевином дело. Его приводят, чтобы он попытался убедить Кевина выйти из палатки. Я завожу разговор с чиновниками; они говорят, что разбивать палатки на землях общего пользования запрещено. Они предупредили Кевина за неделю до своего прихода. И еще вчера заскочили, чтобы напомнить, а когда не нашли его, оставили записку. Существуют приюты. Во «Вратах» для него найдется койка.

Однако в приюты Торонто не допускают животных, а у Кевина есть кошка: пугливая, толстая, черно-белая и короткошерстная, по кличке Черничная Панда. Раньше они жили в квартире, предоставленной Общественной жилищной корпорацией Торонто. Кевин договорился с властями, что квартплата будет автоматически вычитаться из его пособия по инвалидности. Он несколько месяцев думал, что его жилье оплачивается; он верил в это вплоть до того весеннего дня в прошлом году, когда ОЖКТ его выселила. По-видимому, они отказались авторизовать перевод после того, как не смогли связаться с Кевином по телефону и получить «устное подтверждение»[8].

Я объясняю все это чиновникам; они сочувствуют, но «чтотутподелаешь».

– Чисто гипотетически, – спрашиваю я, – а что, если Кевин переселится к нам на задний двор?

Они так на меня смотрят, будто это я в палатке взад-вперед раскачиваюсь.

– Что ж, тогда он, конечно, не будет жить на землях общего пользования, но останется еще проблема с нарушением общественного порядка.

И они, разумеется, правы. Текущая ситуация не может продолжаться. Несколько ночей назад я стоял под дождем в два часа ночи в попытке разглядеть через забор, не грозит ли разведенный Кевином костер сжечь наш сарай или охватить весь овраг. Он не грозил; однако парень действительно нуждается в помощи. Я только не знаю, может ли нынешняя система оказать ему эту помощь. С точки зрения охраны душевного здоровья здесь все развалилось в говно с тех пор, как правительство решило срезать расходы, переведя всех на амбулаторное лечение. Меньшее зло, типа.

У парня из «Врат» ничего не получается; Большой Коп (офицер Бэрд, как я узнаю позже) подходит ко мне и говорит:

– Думаю, мы неудачно начали знакомство. Вы меня не знаете, вы судите меня по моей форме. Я честно пытаюсь помочь этому парню; вы говорите, что общаетесь с ним? Может, тогда вам попробовать с ним поговорить?

– Да, хорошо, – отвечаю я, неожиданно чувствуя себя немного засранцем.

Мы возвращаемся к палатке Кевина – моей до недавнего времени, когда я отдал ее с условием, что он перестанет выкрикивать угрозы по ночам (или хотя бы начнет четко обозначать, что адресованы они не нам). Я помню, как он чуть грустно улыбнулся этим моим словам. Но теперь, вернувшись мыслями в прошлое, я понимаю, что никаких обещаний он не давал.

Кевин родом с Тринидада. Говорит с восхитительным текучим акцентом. В девяностые получил ученые степени в Университете Торонто по двум специальностям: химии и философии. Ну не круто ли?

А теперь ютится, полуголый, в лесу и сражается с чудовищами в три часа ночи.

– Кевин? Чувак? Помнишь меня?

В палатке воняет. Одна стенка разодрана там, где местные еноты пытались добраться до корма Панды. На грязном, добытом где-то матрасе высится горка зажигалок Bic. Куча пустых пластиковых бутылок. Недоеденная протухшая пища, завернутая в фольгу. Парочка пустых флаконов из-под лекарств (большой сюрприз). Рюкзак Кевина: из гнезда скомканных носков и трусов выглядывает тонкий краешек захватанного макбука.

Он сидит посреди всего этого, едва одетый: плечи укутаны грязным спальником, между пальцев догорает забытая сигарета. Он немного похож на перформера, изображающего Башню дьявола из грязи и мусора, которую Ричард Дрейфусс соорудил у себя в комнате в «Близких контактах».

После нашего первого мокрого знакомства Кевин, приходя и