А сейчас нужно отдохнуть, Катса повернулась к По спиной и приказала себе спать.

Трактир оказался массивным, высоким деревянным зданием. Чем дальше на юг, тем сандерские деревья становились тяжелее и толще, а дома и трактиры — крепче и внушительнее. До этого Катса не слишком много времени проводила в центральном Сандере — дяди посылал ее туда, наверное, всего два или три раза. Но ей всегда нравились девственные леса и простые, крепкие городишки, находящиеся слишком далеко от границ и потому избавленные от сумасбродных распрей королей. Стены трактира были похожи на стены замка, только темнее и уютнее.

Они сидели в комнате, полной людей, за одним из массивных столов того же темного дерева, что и стены. Настало то самое время дня, когда горожане и путешественники собираются в большом обеденном зале, чтобы поговорить и посмеяться за кубком чего-нибудь покрепче. Все уже забыли о тишине, которая наступила, когда Катса с По вошли в комнату. Мужчины шумно и оживленно разговаривали, а если и бросали взгляд поверх стакана и стульев на знатных Одаренных — что ж, по крайней мере, открыто не глазели.

По откинулся на спинку стула, лениво обводя взглядом зал. Он отпил сидра из своего кубка и обвел пальцем мокрый след на столе. Потом облокотился о стол, подпер голову рукой и зевнул. Катсе подумалось, что он выглядит так, будто спой колыбельную — тут же уснет. Выходило у него это очень натурально.

Тут он посмотрел на нее, и в его глазах мелькнула улыбка.

— Вряд ли придется задерживаться здесь надолго, — тихо сообщил он. — Кое-кто в зале нами уже заинтересовался.

По сообщил хозяину постоялого двора, что они заплатят за любые сведения о похищении принца Тилиффа. Люди, особенно сандерцы, — если только подданные похожи на своего короля, — на все готовы ради денег. Перейти на сторону врага, раскрыть правду, которую пообещали держать в тайне, сочинить целую историю, но это неважно — По может извлечь из вранья столько же пользы, сколько из правды.

Катса отпила маленький глоток и окинула взглядом людей. Пышные наряды торговцев выделялись среди приглушенных коричневых и рыжих одежд горожан. Катса была единственной женщиной в комнате, не считая затравленную служанку, дочь трактирщика, которая сновала между столами с подносом, полным кружек и кувшинов. Она была чуть младше Катсы, не высокого роста, смуглая и привлекательная. Работая, она не поднимала глаз и почти не улыбалась, разве что тем из горожан, кто годился ей в отцы. Молча она подала напитки им с По, лишь на мгновение бросив на него застенчивый взгляд. Большинство мужчин в комнате обращались с ней достойно, но Катсе не понравились ухмылки на лицах торговцев, чей стол девушка теперь обслуживала.

— Сколько ей лет, как думаешь? — спросила Катса. — По-твоему, она замужем или нет?

По бросил взгляд на стол торговцев и сделал еще глоток, сидра.

— Шестнадцать или семнадцать, наверное. Она не замужем.

— Откуда ты знаешь?

Он замялся.

— Я не знаю. Просто предположил.

— Звучало не как предположение.

Он снова отпил из кубка. Лицо его оставалось спокойным. Он не предполагал — он знал наверняка, и в тот же миг она поняла, откуда он мог узнать это так точно. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы успокоить возмущение и обиду за каждую девушку, которая когда-либо любовалась По, думая, что ее мысли — это ее тайна.

— Ты невыносим, — сказала она, наконец. — Ничуть не лучше тех торговцев. К тому же то, что она на тебя загляделась, вовсе не значит…

— Так нечестно, — запротестовал По. — Я не виноват, что чувствую такие вещи. Не надо было тебе говорить. Я не привык к тому, что кто-то знает о моем Даре, — сказал, не подумав, как это некрасиво по отношению к девушке.

Она возвела глаза к небу.

— Избавь меня от своих покаяний. Если она не замужем, не понимаю, почему отец отправляет ее обслуживать посетителей. Мне кажется, это может плохо кончиться.

— Ее отец почти все время стоит у бара. Никто ее не тронет.

— Но он не всегда здесь — вот сейчас его нет. И то, что они ее не трогают, не означает, что к ней относятся с почтением.

И что они не найдут ее позже, если захотят. Служанка обошла кругом стол торговцев, наливая сидра в каждый кубок, и отшатнулась, когда один из мужчин попытался схватить ее за руку. Торговцы расхохотались. Мужчина потянулся к ней, потом подался назад, потом снова потянулся, дразня девушку. Его друзья засмеялись громче. И тут торговец по другую сторону от нее схватил ее за запястье, и весь столик заулюлюкал. Она попыталась освободиться, но он не разжал пальцев. Покраснев от стыда, несчастная смотрела в пол и старалась вырвать руку, ужасно походя на глупого, испуганного кролика, попавшего в капкан. Катса резко встала, и в то же мгновение По поднялся и сжал ее руку.

На какую-то долю секунды Катса подивилась этой странной параллели. Вот только она, в отличие от служанки, легко могла освободиться от хватки По, а у него, в отличие от торговцев, была достойная причина вцепиться ей в руку. Но Катса не стала вырываться — этого не понадобилось. Одного ее движения оказалось более чем достаточно. Весь зал замер. Смеявшийся торговец уронил руку девушки и уставился на Катсу, побелев и раскрыв рот, со страхом, который был знаком Катсе не хуже, чем ее собственное тело. Девушка тоже смотрела на нее, затаив дыхание и прижав руку к груди.

— Сядь, Катса, — тихо сказал По. — Все кончилось. Садись.

Она послушно села, и по залу прокатился облегченный вздох. Через несколько мгновений зазвучали робкие голоса, и постепенно разговоры и смех возобновились. Но Катса сомневалась, что на этом все кончится. Может быть, между этой девушкой и этими торговцами ничего больше не произойдет. Но завтра сюда прибудут новые торговцы, а эти поедут дальше и найдут себе другую девушку.

Поздно вечером, когда Катса уже собиралась лечь, к ней в комнату явились две девочки, чтобы обрезать ей волосы.

— Мы пришли слишком поздно, миледи? — спросила старшая, с ножницами и щеткой в руках.

— Нет. Чем скорее мы их отрежем, тем лучше. Пожалуйста, входите.

Они были младше девушки и зале. Та, что поменьше, девочка лет десяти-одиннадцати, держала в руках метлу и совок. Они усадили Катсу и принялись смущенно суетиться вокруг нее. Девочки почти не раз говаривали и едва ли не задерживали дыхание, стоя рядом с ней, не совсем испуганные, но близкие к этому. Старшая девочка распустила Катсе волосы и принялась распутывать клубок свалявшихся кудрей.

— Простите, если будет больно, миледи.

— Не будет, — успокоила ее Катса. — И не нужно ничего распутывать. Я хочу, чтобы вы их обрезали как можно короче. Как у мужчин.

Глаза девочек округлились.

— Я стригла многих мужчин, — сказала старшая девочка.

— Тогда постриги меня так же, как их, — попросила Катса. — И чем короче, тем лучше.