Разумеется, Лю Сиси все равно приходилось не спать ночами, чтобы работать над проектом. Она еще и насмехалась над Чжань Гобинем — мол, всего приходится добиваться «без мужика».

Чжань Гобинь помалкивал. Жена его больше не заботила. Самой большой неприятностью было то, что Лю Сиси полностью переложила заботы о дочери на Чжань Гобиня. Дочка описалась в кроватке посреди ночи, оторвались пуговицы на кофточке, ей нужно заплести косы и завязать бант. Девочке хочется в Макдоналдс. Она постоянно жалобно плачет и ищет маму, а Чжань Гобинь не может найти Лю Сиси. В оковах этого брака Чжань Гобинь томился больше десяти лет, безумно желая вырваться на свободу, сбежать из тюрьмы.

Чжань Гобинь положил удостоверение личности на стол суда. Он решительно потребовал развода. Фотография ярко подтверждала его статус заключенного. Чжань Гобинь посмотрел на снимок в своем удостоверении личности и расплакался, сожалея о том, что сделал. Выслушав жалобы Чжань Гобиня, судья в тот же день удовлетворил его прошение. Но Чжань Гобиня не устроило подобное решение вопроса. Он спросил у судьи:

— Десять с лишним лет я пахал, заботился о дочери, выполнял всю работу по дому и охранял пустующую квартиру. Не должна ли жена компенсировать все это? Не должна ли она заплатить мне отступные, возместив половину суммы на содержание ребенка?!

Чжань Гобинь был полон решимости не повторять ошибок прошлого, поскольку усвоил тяжелый урок. При предыдущем разводе он оставил все свое имущество жене; это привело к финансовым затруднениям в новой семье, из-за чего вторая жена смотрит на него свысока. Больше он такую глупость не повторит. Впредь не станет избегать слова «деньги», ведя разговоры о чем угодно.

Лю Сиси надоели постоянные судебные иски Чжань Гобиня — она не выдержала и выдала доверенность на ведение всех дел старшей сестре Лю Яньни. Лю Яньни не могла взять в толк, почему люди, которые прежде так сильно любили друг друга, неспособны договориться. Лю Сиси кое-что сообщила старшей сестре с кривой ухмылкой. И слова ее позднее сформировали последнее впечатление, которое осталось у всех от Чжань Гобиня. Лю Сиси сказала: «Это человек — сигаретный пепел. Он считает, что в нем горит огонь, но на самом деле он даже зажечь его не смог. Обычный сигаретный пепел. Когда поговоришь с ним, ты поймешь, о чем я».

Лю Яньни не очень-то поверила словам младшей сестры. Она считала, что знает Чжань Гобиня лучше. Лу Хочжун сохранял нейтралитет в бракоразводном процессе между сестрой жены и хорошим другом, и потому Лю Яньни пришлось действовать в одиночку.

Лю Яньни и Чжань Гобинь договорились встретиться в парке Биньцзян, и каждый принес по бутылке минеральной воды. Лю Яньни, ужасно растолстевшая, выглядела безвкусно из-за боевого раскраса на рыхлом лице, походившем на маску. Только голос ее остался прежним. Однако сейчас слух Чжань Гобиня неприятно резал ее агрессивный путунхуа. В знак протеста он специально говорил на самом примитивном уханьском диалекте.

Лю Яньни сказала:

— Я знаю тебя, Чжань Гобинь. На самом деле ты очень ответственный человек. В любом случае здесь действуют закон и здравый смысл: это отец должен выплачивать алименты дочери. Лю Сиси усердно работала, но особых успехов она не добилась, и с деньгами у нее туго. Ты же не хочешь, чтобы твоя дочь страдала? Я думаю, в этом вопросе возникло какое-то недоразумение, верно?

После долгой паузы Чжань Гобинь сказал:

— Нету тут никакого недоразумения. — Он намеренно использовал просторечное «нету».

— Раз нет недоразумения, готов ли ты оставить жене и дочери квартиру?

— У меня нету квартиры.

— Тогда отдай деньгами.

— У меня нету денег, — сообщил, помолчав, Чжань Гобинь.

— Тогда проще квартиру оставить.

— Так нету квартиры.

— Тогда деньги давай!

— И денег нету!

— Но тебе придется что-то оставить. Ты же разводишься! Есть же правила развода!

Чжань Гобинь, снова помолчав, буркнул:

— Нету для меня никаких правил!

Лю Яньни с ненавистью стиснула зубы, а потом закричала:

— Я больше не способна выносить тебя! Почему ты такой? Когда ты стал таким? Ты и впрямь гребаный сигаретный пепел!

Чжань Гобинь не испытывал ни раздражения, ни злости, он просто резко встал и ушел. Лю Яньни осталась сидеть на месте, дрожа от гнева. Ее обдувал речной бриз, и, вернувшись домой, она слегла с сильной простудой.

(9)

С последовавшими за этим быстрыми переменами в обществе Чжань Гобинь справиться не мог. Прежде чем он успел разобраться во всем новом, город уже сменил курс. Их техникум сначала отнесли к сфере услуг, а затем и вовсе объединили с какой-то частной лавочкой. Как только Чжань Гобиню исполнилось пятьдесят, его попросили досрочно уйти на пенсию.

Удостоверение личности заменили, и фотографию пришлось переснимать. На новом снимке он еще сильнее напоминал заключенного, но заключенного постарше. Теперь при печати использовалась фотобумага «Кодак», прогресс науки и техники безжалостно отпечатывал превратности судьбы на лицах людей. Чжань Гобинь выглядел как живой скелет. Кожа его словно прилипла к костям черепа.

Выйдя на пенсию, Чжань Гобинь заперся в четырех стенах и действительно вел жизнь узника. Он перестал убираться, и в ванной и на кухне ужасно воняло. Каждый день он подолгу сидел на унитазе, читая таблоиды за день. Его давно перестало раздражать постепенное снижение качества печати. Правда, в один прекрасный день он наконец понял, что дело не в размытости газетных снимков, а в возрастных изменениях зрения. По пути за очками для чтения Чжань Гобинь остановился, чтобы посмотреть на свое отражение в стеклянной витрине, — он походил на сердитого актера, жалеющего себя, — и внезапно почувствовал: он настолько стар, что не имеет сил двинуться с места.

К счастью, продавец в оптике любезно поделился с Чжань Гобинем информацией о человеческой физиологии: обычно в сорок четыре года начинает развиваться дальнозоркость. Мужчина с энтузиазмом подбодрил Чжань Гобиня: «Вы еще ого-го! Большинство людей страдают дальнозоркостью с сорока четырех лет. У вас же ее признаки появились только сейчас. Это означает, что вы в добром здравии, молоды душой и телом!»

Этот разговор принес Чжань Гобиню большое утешение, но в то же время открыл ящик Пандоры. Раз уж Чжань Гобинь моложе большинства сверстников — значит, надо воспользоваться уходящей молодостью и насладиться жизнью по полной. Он особо не размышлял об этом, просто поддался инстинкту и для начала целиком изменил свое питание. Чжань Гобинь всегда любил хого[47], но раньше неохотно тратил деньги на рестораны. Сейчас же он готов был раскошелиться. А иначе зачем деньги? «Жизнь подобна сну, и сто лет пролетят, как мгновение ока!» Нужно есть и веселиться.

Он решительно заходил в