печке, была рукавица-прихватка, которой раньше пользовались зэки, добывающие золото в шахте. Выходит, золотая пыль в забое в таком количестве оседает на одежде зэков, что, если ее сжигать, будет оставаться грамм-другой драгоценного металла.

Так-так, лихорадочно соображал Мазур, одежда зэков, о которой никто не думает как об источнике золота, – это уже что-то. Эх, жалко, невозможно просто соскрести золото с одежды, обязательно нужно выжигать! Да и одежду зэки меняют редко, только когда она снашивается до лохмотьев. Впрочем, учитывая, сколько на прииске работает заключенных и сколько от них идет в утиль лохмотьев, даже такой метод может дать кое-какую отдачу. Правда, надо еще понять, как все это организовать, чтобы не вызвать подозрений. Должны, должны быть в лагере и другие способы выжиги.

Итак, давайте думать. Где вообще на прииске добывается золото? Первое – в шахте. Второе – на реке. Река!

Заперев вошебойку, Мазур прямиком направился на берег речки, где зэки мыли золото. Вскоре он вышел прямо к большому грязному гидровашгерду, похожему на гигантский подбитый танк. На их прииске золото мыли разными способами. Были тут ручные вашгерды, сделанные, кажется, еще в прошлом веке и не сильно ушедшие от простых первобытных лотков, была пара малолитражных драг «Гном» и «Недовес»[26], но первенство оставалось за гидровашгердными промприборами, или просто гидровашгердами.

Устройство это, несмотря на свои размеры, было сравнительно простое, но эффективное – через него проходило до тридцати кубических метров породы в час. Особенное очарование устройства состояло в том, что, оснащенный двигателем гидровашгерд не требовал от зэков слишком сложной работы – надо было только обеспечить бесперебойное поступление туда породы, остальное делалось механически.

Сейчас гидровашгерд не работал: видимо, у одних зэков закончилась смена, а другие к работе еще не приступили. Намытое золото с трафаретов было убрано, и теперь гидровашгерд казался просто гигантской мертвой машиной, из которой, словно башня из танка, торчал шлюз глубокого наполнения.

По счастью, гидровашгерд стоял на территории лагеря, так что лезть через ограду Мазуру не пришлось. Да он бы и не стал этого делать – слишком хорошо обозревались окрестности со сторожевой вышки, на которой лениво маячил караульный. Кому, скажите, охота получить пулю в затылок в тот самый момент, когда, кажется, тучи над головой только-только начали расходиться?

Мазур воровато оглянулся на вышку. По счастью, от глаз вертухая его закрывал шлюз.

Он быстро вытащил из бушлата заранее припасенный старый, изгрызенный временем мутно-серый шарф, который кто-то из зэков оставил в вошебойке. Мазур понимал, что именно шерстистая структура лучше всего собирает золото, не зря древние греки для промывки золота использовали руно, то есть овечью шерсть. Ну, овечьего руна у него под рукой не было, зато имелся шарф – тоже довольно шерстистый. Шарф этот Мазур бросил прямо под шлюз, в котором тек золотой песок, – так, чтобы серый прямоугольник оставался незаметным любопытному глазу. Если его теория верна, то очень скоро на шарфе осядет достаточно золотой пыли, чтобы при помощи выжиги извлечь из него сколько-нибудь драгоценного металла. И тогда уже можно будет строить дальнейшие планы.

А пока следовало понять, что делать с сегодняшним приглашением Лёлека. Пойти – значит почти наверняка подписать себе смертный приговор. Не пойти? Но как не пойти, когда зовет уголовный пахан? И все же это был единственный способ спасти себе жизнь. По крайней мере, он сможет оттянуть расправу хотя бы ненадолго.

В тот же вечер в барак к уркам явился посланный Мазуром шнырь и, заикаясь от страха, сообщил, что гражданин Циркуль шлет всей честной компании и отдельно пахану глубочайший поклон и просит извинить, что никак не может явиться по приказанию братвы именно сегодня.

– Не может… – нехорошо проговорил Лёлек и так посмотрел на шныря, что тот едва сознание не потерял под этим взглядом. – А можно узнать, почему же это он не может?

– Полощет его, как последнюю суку, – дрожащим голосом отвечал шнырь. – Отравился и обхезался. Блюет, как Гаргантюа.

– Как кто блюет? – заинтересовался угрюмый блатарь с лысой шишковидной головой.

– Как Гаргантюа, – повторил шнырь. – Это он сам так сказал. А еще просил передать, что всенепременно будет через три дня.

– Это он чего, три дня подряд блевать собрался? – осведомился Лёлек.

– Это вряд ли, – заискивающе отвечал шнырь. – Просто боится, что раньше трех дней в себя не придет. А показ, сказал, нужно устраивать при полном здравии. А еще сказал, что останетесь довольны…

Лёлек только кивнул и сухо заявил, что, если Мазур не явится в объявленный им самим срок, его поставят на перо. И тут уже никакое отравление и никакой Гаргантюа ему не помогут.

Разумеется, Мазур не отравился и вообще чувствовал себя отлично. Однако три дня нужны были ему, чтобы, во-первых, запастись еще золотом, а во-вторых, придумать что-нибудь, что может спасти его от правилки блатарей. Первое, что приходило в голову, – попробовать откупиться от уголовников при помощи выплавленного им шлихового, то есть неочищенного золота: теперь он верил, что сможет добыть его достаточное количество при помощи выжиги. Нужно будет только приспособить что-нибудь под тигль[27], чтобы драгоценный металл не слишком уж пачкался в золе железных печей.

Итак, как уже говорилось, можно попробовать откупиться золотом. Однако план этот при всей его соблазнительности казался лейтенанту слишком опасным. У воров, конечно, возникнет вопрос: откуда взялось золото? Если ответить на этот вопрос откровенно, они переймут метод, а самого Мазура, скорее всего, просто убьют – чтобы не мешался под ногами и не проговорился как-нибудь администрации лагеря. Следовательно, признаваться, откуда он берет золото, никак нельзя. Но тогда как ему откупиться и при этом сохранить свою тайну?

Тут было над чем поломать голову. Однако Мазур не собирался особенно горевать – он чувствовал себя на подъеме и верил, что за три дня какой-нибудь выход да найдется.

А пока, убедившись, что может добывать золото самостоятельно, Мазур озаботился вопросом, где его хранить. За пределы зоны вынести его было невозможно, следовательно, нужно было такое место, где на него не могли наткнуться даже случайно.

Самым простым и очевидным казалось прятать золото в дезкамере. Но где конкретно?

Мазур внимательно оглядел вошебойку. Из предметов мебели тут были только скамьи для одежды, тазики да железные печи, с помощью которых происходила прожарка. Имелась еще железная кровать, на которой спал сам Мазур. Но, чтобы надежно прятать золото, не годились ни печи, ни скамейки, ни тюфяк на кровати. Нужно было создать хранилище капитальное и при этом недоступное для посторонних.

Большое кирпичное здание бани, частью которого была дезкамера, строилось в самом начале тридцатых, и строилось на славу. Судя по всему, в дезкамере даже планировалась каменная печь, но потом от нее отказались за ненадобностью.