Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О документальности этих книг главным образом и пойдет речь в данной статье.
Источниковедение, как вспомогательная историческая дисциплина, справедливо утверждает, что каждый исторический документ должен быть подвергнут всестороннему исследованию, чтобы правильно понимать, с какой целью он создавался и как правильно понимать информацию, в нем содержащуюся. Исследователь В. И. Кузнецов, несмотря на то что он окончил филологический факультет Воронежского государственного университета, эту научную дисциплину, по-видимому, не изучал или основательно ее забыл. Такой вывод можно сделать на основании того, как он пользуется документами, а также на основании ряда утверждений, помещенных в его книгах.
Согласно воспоминаниям свидетелей последних дней жизни Есенина, приехав в Ленинград, поэт остановился в «Англетере», где прожил с 24 по 27 декабря 1925 года. Однако В. И. Кузнецов утверждает противоположное. Он считает, что Есенин был арестован сотрудниками ГПУ сразу же по приезде в Ленинград 24 декабря 1925 года, содержался в тайной тюрьме ГПУ, находившейся напротив «Англетера», и был убит во время допроса. Чтобы скрыть убийство, сотрудники ГПУ инсценировали его самоубийство, перенеся тело в номер 5 «Англетера». При этом воспоминания В. Эрлиха, Г. Устинова, Е. Устиновой, Л. Бермана, П. Мансурова и других, в которых рассказывалось о проживании Есенина в «Англетере», исследователь объявил лживыми и сфабрикованными по заданию ГПУ.
С драматургической точки зрения версия Кузнецова, безусловно, эффектна, поскольку включает арест, тайную тюрьму, подземный ход и т. п. Однако с ее доказательной базой имеются серьезные проблемы.
Платежные ведомости с указанием лиц, которые останавливались в гостинице, которая до осени 1924 г. называлась «Интернационал», сохранились не полностью. Есть материалы за август — декабрь 1922, январь — декабрь 1923 и ноябрь 1924 года. За другие годы подобные ведомости в архивах Санкт-Петербурга отсутствуют. Отсутствуют также книги с регистрацией прибытия и отъезда постояльцев. Поэтому свое утверждение о том, что Есенин в «Англетере» не жил, Кузнецов обосновывает ссылкой на документы другого рода, на контрольно-финансовые списки (форма № 1) постояльцев «Англетера» за 1925–1926 годы, которые дважды в год сдавались фининспектору. Таких списков по адресу «Англетера» — пр. Майорова, д. 10/24, — за период 1925–1926 годов сохранилось несколько: за второе полугодие 1924/25 бюджетного года[349], за первое полугодие 1925/26 бюджетного года[350], за второе полугодие 1925/26 бюджетного года[351], за первое полугодие 1926/27 бюджетного года[352]. Списки составлялись два раза в году: весной и осенью. В первом, втором и четвертом из указанных списков, составленных соответственно 6 апреля 1925 года, 15 октября 1925 года и 14 октября 1926 года, Есенин значиться не мог, поскольку его либо еще, либо уже не было в гостинице. Остается третий список, составленный 15 апреля 1926 года. Общее число лиц, проживавших в доме на эту дату, составляло 66 человек, из них были включены в список 60. Остальные, по-видимому, были дети до 18 лет, которые налоги не платили и не представляли интереса для финансового инспектора 24-го участка Ленинграда. Есенин в этом списке действительно не значится. Но если бы В. И. Кузнецов внимательно прочел инструкцию «К порядку заполнения списка», напечатанную на обороте документа, то он понял бы, что Есенин и не мог быть включен в этот список. В инструкции сказано: «Домовладельцы или домоуправления <…> составляют настоящий список всех граждан, достигших 18 лет, постоянно проживающих (хотя бы и находящихся во временной отлучке) в данном доме к 20 марта/20 сентября»[353]. Согласно инструкции, Есенина не включили в список потому, что к 20 марта 1926 года он уже почти три месяца не жил в «Англетере», поскольку был мертв и не представлял никакого интереса для фининспектора.
Вывод: контрольно-финансовый список лиц, проживавших по адресу: пр. Майорова, 10/24, за второе полугодие 1925/26 бюджетного года не может служить доказательством того, что 24–27 декабря 1925 года Есенина не было в «Англетере».
Остается загадкой, почему Кузнецов не поинтересовался правилами составления контрольно-финансовых списков в 1925–1926 гг. и неправильно интерпретировал документ. Это могло произойти либо по невнимательности, либо целенаправленно из стремления подгонять факты под изначально заданную версию.
В 2018 году, уже после смерти В. И. Кузнецова, был опубликован документ, подтверждающий проживание Есенина в «Англетере»: счет за проживание в гостинице, выписанный 29 декабря 1925 года и неизвестно кем оплаченный[354]. По свидетельству литературоведа Н. И. Шубниковой-Гусевой, оригинал этого документа на момент публикации хранился у наследников Есенина. Поскольку родственники Есенина (жена С. А. Толстая-Есенина и муж сестры В. Ф. Наседкин) 29 декабря 1925 года приезжали в Ленинград, то, вероятно, кем-то из них (скорее всего, В. Ф. Наседкиным) и был оплачен этот счет. Без этого администрация гостиницы могла отказаться выдать родственникам оставшиеся после Есенина его личные вещи.
На основании тех же контрольно-финансовых списков В. И. Кузнецов сделал вывод, что и журналист Г. Ф. Устинов также никогда не жил в «Англетере». Однако в данном случае, помимо неправильной интерпретации документа Кузнецов допустил еще одну ошибку. Он просмотрел не все документы, касавшиеся гостиницы. Между тем сохранился длинный список должников этой гостиницы, составленный на 1 октября 1926 года, в котором под № 94 значится Г. Ф. Устинов с задолженностью 81 руб.[355] На основании этого документа можно утверждать, что Устинов все-таки жил в «Англетере», но уехал, не заплатив за проживание.
Ложный вывод, сделанный Кузнецовым на основе неправильной интерпретации архивного документа, послужил основой для другого ложного утверждения, будто все мемуары, в которых рассказывалось о проживании Есенина в «Англетере», сфальсифицированы по заданию ГПУ. Никаких других доказательств тотальной фальсификации мемуаров он не приводит. Правда, один раз он попытался поймать мемуаристов на лжи, там, где речь идет об эпизоде с ванной, якобы находившейся в пятом номере.
Е. Устинова писала: «27-го <декабря> я встретила Есенина на площадке без воротничка и без галстука, с мочалкой и с мылом в руках. Он подошел ко мне и растерянно говорит, что может взорваться ванна: там будто бы в топке много огня, а воды в колонке нет. Я сказала, что, когда будет все исправлено, его позовут»[356]. О том же упоминал В. Эрлих: «Сергей, смеясь и ругаясь, рассказывал всем, что его „хотели взорвать“. Дело было так. Дворник (дядя Василий[357]) пошел греть ванну. Через полчаса вернулся и доложил: пожалуйте! Сергей пошел мыться. Через несколько минут прибежал с криком, что его хотели взорвать»[358].
Из