21[367]. В то же время Павел Петрович Петров-Бытов, согласно тому же справочнику, проживал на ул. Дзержинского, д. 7.

Метод работы Кузнецова таков, что, когда информация в документах подходит под его версию, он активно использует ее, а когда противоречит, то просто обходит ее молчанием. Такой метод работы обычно называют подтасовкой, что означает намеренное искажение, ложное истолкование, выгодное для какого-либо вывода, при отбрасывании фактов, противоречащих ему.

То обстоятельство, что Кузнецов приписал биографию сотрудника ленинградского Гублита П. Д. Петрова режиссеру П. П. Петрову-Бытову, в конце концов характеризует лишь «документальный» метод работы В. И. Кузнецова и не имеет никакого отношения к смерти Есенина. Однако Кузнецов создал П. П. Петрову-Бытову более богатую демоническую биографию для того, чтобы убедить читателей, что именно Петров-Бытов и был тем самым Петровым, в номере которого провел перед смертью свои последние часы Есенин. Логики здесь нет никакой. Если Есенин не жил в «Англетере», как считает Кузнецов, а был будто бы тайно арестован уже 24 декабря 1925 года, то как он мог пить пиво в «Англетере» с неким Петровым вечером 27 декабря? Сам Кузнецов этого противоречия не видит. Но если бы он был последователен, то он должен был бы проверить по контрольно-финансовым спискам, проживал ли в «Англетере» какой-нибудь Петров, и если не проживал, то сделать соответствующий вывод, что не только Есенин не жил в «Англетере», но и таинственного Петрова там тоже не было. За период 1925–1926 годов в указанных списках значится только один Петров, Алексей Васильевич — рабочий сцены театра Мейерхольда, который выехал в Москву еще до приезда Есенина в Ленинград. Других Петровых в этих списках нет. Но Кузнецов не делает вывода (в отличие от случая с Есениным), что таинственный Петров в «Англетере» не проживал. Напротив, он убежден, что именно Петров-Бытов был «режиссером кровавого спектакля» в гостинице. Но эта убежденность так и остается не подтвержденной никакими фактами.

Удивительно, что, пересмотрев большое количество материала, связанного с Петровым-Бытовым, исследователь не заглянул в его личное дело в фонде Севзапкино. Но именно в этом деле содержатся документы, свидетельствующие, что Петров-Бытов никак не мог быть тем самым таинственным Петровым из «Англетера». Дело в том, что, согласно распоряжению директора кинофабрики Севзапкино от 25 сентября 1925 года, П. П. Петров-Бытов вместе с оператором, художником и актерами отбыл в служебную командировку в Чебоксары для съемок фильма «Волжские бунтари»[368] и вернулся в Ленинград только 6 января 1926 года[369]. Так что он никак не мог пить пиво с Есениным вечером 27 декабря 1925 года и быть «режиссером кровавого спектакля».

Какие бы грехи ни числились за Петровым-Бытовым за время его службы в ЧК и ГПУ, но к смерти Есенина он никакого отношения не имел.

Тот же «документальный» метод произвольного соединения биографических данных совершенно разных людей, у которых схожи имя-отчество или фамилия, В. И. Кузнецов демонстрирует при описании личности «тети Лизы» (Е. А. Устиновой).

В мемуарах Г. Ф. Устинова и В. И. Эрлиха об этой даме говорится кратко. Г. Ф. Устинов называет «тетю Лизу» своей женой[370]. В. И. Эрлих называет ее Елизаветой Алексеевной Устиновой — женой Георгия Устинова[371]. В одной из анкет (1924) Г. Устинов указал свое семейное положение: «Отец (Феофан Клементьевич) 70 л., мать (Мария Алексеевна) 60 лет — крестьяне, жена (Елизавета Алексеевна) 26 лет, сын Борис — 6 лет»[372]. В протоколе опроса (1925) данные жены Г. Устинова зафиксированы кратко: Устинова Елизавета Алексеевна, происходящая из Тверской губернии, Тверского уезда, Логиновской волости, деревня Логиново, возраст 27 лет (что соответствует 1898 году рождения), семейное положение — замужняя[373]. В графе «место службы» она написала «не служу». Согласно воспоминаниям Эрлиха, Е. А. Устинова исполняла роль домохозяйки: «принесла самовар», «приложила все усилия для того, чтобы Сергей чувствовал себя совсем по-домашнему», «сооружала завтрак», «заставляла его <Есенина> есть»[374]. О той же роли сказано и в воспоминаниях самой Е. А. Устиновой: «Есенин попросил меня поесть, а потом мы с ним поехали вечером покупать продовольствие на праздничные дни», «я пошла звать Есенина завтракать»[375]. Круг функций этой женщины целиком ограничен бытовыми заботами.

Однако у В. И. Кузнецова своя точка зрения, он считает, что под именем Елизаветы Алексеевны Устиновой скрывалась ответственный секретарь редакции вечерней «Красной газеты» Анна Яковлевна Рубинштейн. У читателя сразу возникает недоумение. В своей автобиографии А. Я. Рубинштейн указывала, что родилась в 1892 году в Ревеле и в 1925–1926 годах работала ответственным секретарем в вечерней «Красной газете» и издательстве «Прибой»[376] и жила не в «Англетере», а в «Астории» (1-й Дом Советов, ул. Герцена, 39) в № 128 и работала на Фонтанке, 57[377]. Никакого совпадения с анкетными данными Е. А. Устиновой нет. Каким же образом В. И. Кузнецов установил, что Елизавета Алексеевна Устинова на самом деле является Анной Яковлевной Рубинштейн? Доказательства его, мягко говоря, удивляют.

Кузнецов отталкивается от того, что в числе жителей «Англетера» значилась «Елиз. Алекс. Рубинштейн» — торговка москательным товаром (Садовая, 83)[378]. Правда, отчество ее в этой записи может читаться и как Алексеевна, и как Александровна, а фамилия написана с ошибкой: Рубейштейн. Но это мелочи. Важно, что некая Елизавета Рубинштейн действительно жила в «Англетере». Во-вторых, найдя документы москательной лавки (Садовая, 83), В. И. Кузнецов установил, что в 1922–1928 годах ее владелицей была Елизавета Александровна Рубинштейн[379], а не Алексеевна, как сообщали Устинов и Эрлих и как сама Устинова записала в протоколе опроса. Фамилия у женщин может меняться, но отчество-то должно сохраняться, даже если Е. А. Рубинштейн стала Е. А. Устиновой. Это несколько настораживает. В то же время имеются образцы почерка Е. А. Рубинштейн[380] и Е. А. Устиновой[381]. Почерки похожи, но все-таки на этом основании нельзя утверждать, что Е. А. Рубинштейн и Е. А. Устинова являлись одним и тем же лицом.

В гостинице «Англетер» Е. А. Рубинштейн (род. 1899) проживала только осенью 1924 года. Согласно данным, зафиксированным в списках плательщиков подоходного налога на 25 июня 1925 года, Е. А. Рубинштейн вместе с мужем Борисом Вениаминовичем Рубинштейном (род. 1884) проживали уже по адресу: ул. Гоголя, 18/20, кв. 104[382], т. е. в гостинице «Гранд-Отель». В то же время, по записям в домовой книге, до 10 апреля 1925 года Е. А. Рубинштейн вместе с мужем проживали по адресу: ул. Комиссаровская, д. 29, а с 10 апреля 1925 года по 1929 год — по адресу: Комиссаровская (впоследствии Дзержинского, ныне Гороховая) ул., д. 14, кв. 11.[383] Род занятий Е. А. Рубинштейн в 1925–1927 годы указан как «торговка москательным товаром», в 1927 году — как «домохозяйка, при муже»[384]. Согласно этим данным, Е. А. Рубинштейн в декабре 1925 года не проживала в «Англетере» и никак не могла играть роль жены