Однако Кузнецов преодолевает это препятствие и непостижимым образом превращает Елизавету Александровну Рубинштейн в Анну Яковлевну, уже не торговку, а сотрудницу вечерней «Красной газеты». Как он это делает?

В одной из анкет (1933) А. Я. Рубинштейн сообщала, что ее отец Яков Григорьевич Рубинштейн был мелким торговцем, затем служил приказчиком, а потом психически заболел и умер в богадельне в 1930 году[385]. В более ранней анкете (2 ноября 1926) она сообщала об отце, что он инвалид и находится в богадельне[386]. В автобиографии 1935 года она уточняла: «В 1903 г. в связи с кризисом отец был разорен и на этой почве с ним был первый припадок душевной болезни (циклотимии). В 1904 г. он поступил на службу в тряпичный склад. Затем его болезнь повторилась, и в годы от 1913 до смерти (1930 г.) он жил сначала на иждивении родных, а потом детей»[387]. То есть отец А. Я. Рубинштейн не работал уже с 1913 года. В. И. Кузнецов, отталкиваясь от этой информации, пишет: «Привлекла наше внимание случайно попавшая на глаза бумажка, гласившая, что некий Яков Соломонович Рубинштейн торгует (1923–1928) канцелярскими и табачными изделиями по Советскому переулку, 21/28. Не отец ли „нашей“ Анны Яковлевны? Похоже. Она писала, что батюшка ее занимался торговлей, но потом, увы, психически заболел и кончил свои дни в богадельне. Так и есть, указаны данные этого купца и грустного заведения, где он пребывает: поселок Шувалово (Ивановская ул., д. 6, кв. 2). Еще одно доказательство, что не Надежда Николаевна и не Елизавета Александровна, а Анна Яковлевна Рубинштейн числилась в 1924 году в „Англетере“»[388].

Если это «еще одно доказательство», то где же предыдущие? Предыдущие доказательства полностью отсутствуют. Это единственное и очень странное доказательство. Если Яков Григорьевич не работал с 1913 года и в 1926 году уже находился в богадельне, а Яков Соломонович еще торговал канцелярскими и табачными изделиями до 1928 года, то почему В. И. Кузнецов счел, что, один и тот же человек? Никаких аргументов на этот счет исследователем не представлено. Но даже если вопреки фактам допустить, что Кузнецов прав, и это один и тот же человек — психически больной отец А. Я. Рубинштейн, который, видимо, каждый день сбегал из богадельни и ездил в город торговать табачными изделиями, а также периодически продлевал патент на эту торговлю, каким образом из этого следует, что в «Англетере» числилась не Елизавета Александровна, а Анна Яковлевна Рубинштейн? Непостижимая логика. Фактически Кузнецов произвольно отождествил друг с другом разных лиц, чтобы стройнее выглядела его концепция, а если в документах концы с концами не сходились, то он соединял их по своему произволу и делал вид, будто все сходится[389].

«Строгий документалист» Кузнецов также сравнивал почерк А. Я. Рубинштейн с почерком некой владелицы прачечной Анны (Анеты) Яковлевны Устиновой (1891–1939), эстонки, уроженки города Пернов, проживавшей по адресу: ул. Некрасова, д. 30, кв. 10 (в этой же трехкомнатной квартире зарегистрирован также адрес ее прачечной)[390], и пришел к выводу, что это не две, а одна и та же женщина[391]. Однако и здесь он произвольно совместил двух разных людей. Прачка А. Я. Устинова была заметным лицом в своем доме и общим собранием жильцов дома была «избрана в комиссию по проведению налогов»[392]. Кроме того, у нее был муж Александр Матвеевич Устинов (1891–1942), проживавший по адресу: ул. Некрасова, д. 36, кв. 17, который весной 1925 года работая официантом, имел случайный заработок[393], а осенью того же года находился на иждивении жены[394]. Согласно адресной книге «Весь Ленинград», прачечная А. Я. Устиновой находилась в 1923–1924 годах по адресу: ул. Некрасова, 36, и сама А. Я. Устинова проживала там же в 1928–1939 годах. В 1930-е годы. А. Я. Устинова сначала находилась на иждивении мужа, устроившегося продавцом, а затем работала на Межрайбазе № 4 (Полюстровское шоссе, д. 19). Умерла 15 февраля 1939 года[395].

При этом А. Я. Рубинштейн с середины 1930-х годов жила по адресу: ул. Герцена, д. 55, кв. 15[396]; была арестована в апреле 1936 года и расстреляна в ноябре 1937 года. Ничего общего в биографиях А. Я. Рубинштейн и А. Я. Устиновой нет.

Но уж если Кузнецов считает, что по схожести почерка можно формировать из двух разных людей одного, то почему же он не сравнил почерк А. Я. Рубинштейн с почерком Е. А. Устиновой? Ведь именно на место последней он старался поставить эту «уголовно-политическую авантюристку», «бестию из „Красной газеты“» и «сатану в юбке», как он характеризует А. Я. Рубинштейн. Ответ на этот вопрос, видимо, состоит в том, что такое сравнение образцов почерка не давало возможности произвести задуманную подмену: почерки оказались слишком разные. Добросовестный исследователь на основании различий в годах и месте рождения, а также несходстве почерка сделал бы вывод, что А. Я. Рубинштейн и Е. А. Устинова — не могут быть одним и тем же лицом. Но Кузнецов почему-то не захотел сделать этот вывод.

Для того чтобы объяснить, почему в его концепции А. Я. Рубинштейн числилась по различным адресам под разными именами, он придумал ей нелегальную конспиративную деятельность, за которую в 1936 году она была арестована НКВД по обвинению в принадлежности к троцкистско-зиновьевской подпольной организации. Правда, Кузнецов не объяснил, почему это подполье началось в 1924 году, когда Троцкий и Зиновьев были у власти. В чем заключалась «конспиративная деятельность» прачки и торговки москательным товаром?

Исходя из представлений Кузнецова, не было ни Е. А. Рубинштейн, ни А. Я. Устиновой, ни Е. А. Устиновой, а была лишь одна А. Я. Рубинштейн в разных местах под разными именами и с разными мужьями, да еще под каждым именем, соответственно, должна была платить подоходный налог. Получается экономически очень невыгодная конспирация. Да и как можно одновременно числиться в трех разных местах и вести три разные деятельности: быть прачкой, торговкой москательным товаром и ответственным секретарем вечерней «Красной газеты» в течение нескольких лет, а затем трижды умереть в разные годы под разными именами?

Далее, по уже освоенной методике, Кузнецов превратил двух разных профессоров: психиатра Ивана Борисовича Галанта (1883–1978) и педагога Евгения Яковлевича Голанта (1888–1971) в одного[397], точнее, дополнил биографию И. Б. Галанта эпизодами биографии Е. Я. Голанта. Подробно останавливаться на биографиях этих людей нет смысла, любой желающий может прочитать их в Википедии.

Все эти случаи механического соединения биографий совершенно разных людей и приписывание их одному человеку свидетельствуют уже не о случайных единичных ошибках в работе Кузнецова, а об их систематическом характере. Это его метод документального монтажа.

Немаловажную роль в построениях Кузнецова играют акт осмотра тела Есенина, составленный милиционером Н. М. Горбовым, и акт вскрытия тела судмедэкспертом А. Г. Гиляревским. Почерк, которым написан текст акта Н. М. Горбова, Кузнецов сравнивал с