Самарин честно пытался оставаться серьезным, но не выдержал и расхохотался.

– Хотел бы я выучить такой язык, – сказал он. – А что касается твоих страхов, то спешу тебя проинформировать, что моя тетушка всегда была в оппозиции, так что знакомство с Ее Светлостью не сделает из тебя лоялиста.

– Дай угадаю, Мария Павловна считает большинство придворных никчемными выскочками?

– Как-то так…

– Я тоже так думаю. Между тем, как житель Привислинского края…

– Да хватит тебе, – прервал его Самарин. – Ты прекрасно знаешь, что это название неофициальное, хотя и появляется в некоторых документах. Сейчас у нас серьезнее проблемы, чем какие-то устаревшие и совершенно несущественные претензии?

– Несущественные?

– Совершенно несущественные. Поскольку если барьер, защищающий от анклава, рухнет, то вы будете молиться об увеличении численности наших отрядов в стране. Отрядов, в которых, кстати, поляки составляют значительный процент. Поскольку не все твои соотечественники такие принципиальные, как ты…

– Ты считаешь, что угроза коснется только Варшавы?

– Как же! Коснется и Москвы, и Петербурга, только это не изменит ситуацию: мы в Варшаве и сначала должны разобраться с нашими проблемами. Здесь, на месте. Позже, возможно, придет время для разговоров о политике.

– Случилось еще что-то серьезное?

– Кроме нападения на больницу? Ничего таких масштабов, но не вызывает никаких сомнений, что есть люди, которые, только по им известным причинам, хотят ослабить защиту анклава. К тому же все больше происходит магических нападений и у нас все больше подозрительных смертей. Ну и убийств, связанных с… я знаю… оккультизмом. В связи с этим я хотел бы у тебя кое-что спросить…

– Да?

– Знакомы тебе эти символы?

Рудницкий посмотрел на фотографию, что подал ему Самарин, и поджал губы: на снимке было голое тело женщины с вырезанной пятиконечной звездой и странными иероглифами.

– Что это, бога ради?!

– Труп одной жертвы, – мрачно ответил офицер.

– Я так понимаю, это кто-то важный.

Самарин выругался, но не стал отрицать.

– Дочь генерала Драгунова.

– Того самого Драгунова, который расправился в тысяча девятьсот пятом году с работниками в Лодзи?

– Того самого! И что? Я так понимаю, ты не поможешь?

– Помогу, конечно же, помогу, – буркнул алхимик. – Никто не должен так умирать. Однако эти символы ничего мне не говорят. Я должен подумать и полистать гримуары.

– Хорошо, я оставлю тебе эти снимки. Я даже подумал, а не показать ли их нашей кузине? С одной стороны, не следует что-то такое показывать женщине, а с другой…

– Я сам ей покажу, – сказал Рудницкий. – А насчет охраны… меня спас Матушкин. Значит, он и раньше меня охранял? Неофициально? По твоему приказу?

– Знаешь же, что не отвечу на этот вопрос.

– Ну и ладно, это тоже своего рода ответ.

Самарин пожал плечами, было не похоже, что он хочет продолжать разговор на эту тему.

– А насчет нашей кузины…

– Что?

– Кто твоя подопечная? Известно только, что маг. Могущественный маг. Она правда ничего не помнит?

– Ты знаешь столько же, сколько и я, – равнодушно ответил Рудницкий. – А в чем проблема? Она же вроде на нашей стороне.

– Вроде бы да, – скривился офицер. – Однако в ней что-то есть, что меня беспокоит. Во время того нападения она вела себя как… – Он не закончил, поскольку не смог подобрать слово.

– Но ведь это не она забила демона голыми руками, – заметил алхимик.

– Ну да, только в моем случае все понятно: я был ранен демоном в анклаве, выпил его кровь, отсюда и эта сверхъестественная сила. Жаль, что только в одной руке, а в другой нет и капельки этой силы.

– Может, анклав повлиял и на Анастасию?

– Возможно, – признал Самарин без особой убежденности. – А что с тобой? Этот шрам под глазом никак не проявляет себя?

– Нет, только меняет форму.

– Как и мой.

– Надо как-то будет проверить, не связаны ли они между собой.

– То есть? – нахмурился россиянин.

– Ну, знаешь, я имею в виду, изменение формы у одного не тянет ли за собой изменение формы у другого.

– А-а, ну тогда давай проверим прямо сейчас. Твой шрам сейчас похож на розу. Едва заметную, не то что мой.

– А что у тебя?

– Сейчас посмотрим.

Самарин снял мундир и встал перед зеркалом.

– Не знаю, – произнес он. – Как-то нечетко. То ли два бокала, то ли черт его знает что.

– Покажи, – попросил Рудницкий.

Самарин сел на стул, демонстрируя плечо.

– Ну? Что он тебе напоминает?

Вместо ответа алхимик засмеялся.

– Не хочу тебя расстраивать, дорогой граф…

– Да говори уже, болван!

– Напоминает обезьяну.

– Какую, к черту, обезьяну! Не видно ни головы, ни хвоста!

– Это потому, что ты смотришь не с той стороны. Знаешь, я видел когда-то в зоопарке мандрила. Животное так не любило публику, что иногда это демонстрировало.

– И каким же образом?

– Выставляя определенную часть тела и…

– Рудницкий! Поговорим об этом, как только выздоровеешь, – зловеще пообещал Самарин. – Я тебя… – Он замолчал, видя меняющееся выражение лица алхимика.

– Посмотри в зеркало! – приказал не своим голосом Рудницкий. – Сейчас же!

Офицер выругался: шрам менялся на глазах, и теперь он напоминал один из иероглифов, вырезанных на теле дочери Драгунова.

* * *

Рудницкий стиснул зубы и сделал шаг. Он чувствовал пульсацию в висках, ноги подгибались, словно были резиновые. От падения его спасала только трость.

– Может, уже хватит? – взмолился он.

– Еще несколько шагов, – сказала Анастасия.

– Врачи запретили мне…

– А я разрешила, – бесцеремонно перебила она. – Если что, я поддержу тебя.

– Во мне семьдесят килограммов, не справишься.

– Я должна продемонстрировать? – холодно спросила она.

Алхимик гневно засопел, но не прокомментировал и после короткого отдыха пошел дальше.

– Будет достаточно, если дойдешь до стола, – сказала Анастасия.

– Большое спасибо! Я мог бы еще сделать несколько кругов, и получить перелом в трех местах!

– Не хнычь, ничего с тобой не случится.