Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ко всему сказанному важная ремарка. Я говорю о большинстве общества, которое составляет 60 и более процентов населения. Но в истории, в культуре, в обществе редко когда двигателем является большинство. Важен вопрос о меньшинстве: есть ли оно, насколько оно солидарно, насколько оно авторитетно? Наши опросы фиксируют 20–25 % населения, которые являются приверженцами определенного круга идей, не совпадающих с представлениями большинства: скорее движение на Запад, чем возвращение назад, свобода лучше несвободы, разнообразие лучше монолита, скорее толерантность, чем убиение непохожего на тебя человека и т. д. Но эти 20–25 % не осознают себя слоем, группой, классом, у них нет общих идей, символов, авторитетов, кроме приведенных ориентиров, нет и форм сплочения, которые могли бы сделать их социально-политической силой. В лучшие времена они могут повлиять только на атмосферу в обществе.
34 % россиян с высшим образованием никогда не читали книг. И не хотят
Впервые: Новая газета. 2010. № 68. 28 июня (https://novayagazeta.ru/articles/2010/06/28/2737-boris-dubin-34-rossiyan-s-vysshim-obrazovaniem-nikogda-ne-chitali-knig-i-ne-hotyat). Беседовала Елена Дьякова.
Пореформенной России — 25 лет. Шаг поколения… Младенцы эпохи «ускорения» окончили вузы в эпоху «модернизации с инновацией». (И похоже: в 1985-м ускорением называли примерно то, что нынче называется модернизацией.)
А сама РФ-2010 — расположена искать это нано-Беловодье?
С 1988 года «Левада-центр» (прежде ВЦИОМ) ведет мониторинг страны.
Ежели бегло, вот их цифры. В 1990-м 10 % семей в СССР имели дома свыше 1000 книг. В 2005-м таких семей в РФ было 4 %. В 2009-м — 2 %. Совокупный тираж книг в РФ упал с 1990-го в 2,5 раза. Средний тираж издания — в 6,5 раз. В 2008-м 34 % респондентов с высшим образованием вообще не читали книг. Никаких, никогда. Книги по специальности читали 18–19 % «дипломированных». Книги о науке — 3–6 % из них. Об IT-технологиях — 4–6 %, об истории — 5–8 %. Словари нужны 2–4 % выпускников российских вузов. На иностранных языках систематически читал 1 % населения РФ. (Хотя 9 % публики отвечали, что владеют английским, — и это огромный сдвиг в умах!)
Лишь 8 % людей с высшим образованием и 6 % 18–24-летних россиян читают больше 5 книг в месяц. 6 % респондентов читают в интернете тексты по специальности. Учебные тексты ищут в сети 6 % (среди молодежи — 18 %).
При этом 72 % респондентов в 2009-м были довольны своим чтением. 82 % респондентов (76 % среди молодежи) довольны своим образованием. Только для 7 % молодежи хорошая работа — это высокотехнологичная работа. Только для 14 % молодежи хорошая работа — та, что дает возможность видеть страну и мир. Только 5 % студентов связывают понятия «хорошее образование» и «ориентация на мировой уровень науки». Качество вузовских учебников в РФ-2008 волновало 6 % учащихся.
Совсем уж к слову: телевидение ежедневно смотрят 83 % респондентов «Левада-центра». Денег в 2009-м не хватало 72 % опрошенных. А прав и свобод — 4 %.
Видимо, в «пореформенные» годы постсоветское общество разделялось и на тех, кто искал и нашел в новом времени новые образовательные возможности, — и на тех, кто не мог этого делать. Или не хотел.
И разница в культурном капитале стала так же резка, как в доходах.
А численное соотношение «богатых» и «бедных» видно по опросам.
Борис Владимирович Дубин — руководитель отдела социально-политических исследований «Левада-центра», ведущий социолог чтения в РФ, проницательный аналитик образовательной сферы России и ее эволюции.
Цифры, названные выше, опубликованы и осмыслены в его работах. Эти же данные (то бишь интеллектуальную температуру социума РФ-2010, анамнез, прогноз и терапию) Борис Дубин комментирует в «Новой газете».
Борис Владимирович, в 1960–1980-х культ книги и образования казался всеобщим. Перестройка усилила его. Как же он «слинял в три дня»?
Я думаю, что время, которому положено начало при Горбачеве, закончилось очень давно — в 1993–1994-м. Дальше пошла, как сказал поэт, «другая драма». Началось разочарование в идеях, которые предлагала предыдущая власть. Причем по массовой интеллигенции «шок» 1992–1993 годов ударил сильней, чем по другим слоям. И даже не из-за того, что лишений было больше.
Жесткое время столкнулось с «легендой интеллигенции», с ее завышенными представлениями о своей роли в обществе, о своих возможностях, влиянии на власть, о своем мобилизационном потенциале.
И оказалось: потенциал скромней, чем в легенде интеллигенции значилось. Открылись вещи, которые больно и неприятно проговаривать — проще от них уйти.
Идеи конца 1980-х и начала 1990-х — нужно создать, можно создать, и мы вот-вот создадим альтернативную систему образования, свободную печать, другую, общественную сеть библиотек, иное кино и телевидение… они ведь не были реализованы системно. Ни одна. Хотя при этом: везде есть точечные примеры очень успешного развития.
В Екатеринбурге с 1990-го действует негосударственный Гуманитарный университет — с отличной библиотекой (до белой зависти — по нынешним временам), с приглашением преподавателей из Москвы и Петербурга, с экономической уверенностью — и с явным духом свободы. В Перми энергичный молодежный «Мемориал»: у них есть и летние волонтерские лагеря для подростков, и даже что-то вроде интернет-телевидения: выкладывают на сайт лекции историков, например. Похожее движение (хотя и поскромней) есть в Сыктывкаре. В Саратове, в Самаре, в Нижнем Новгороде (где федеральной программой «Культурная столица Поволжья» руководит неутомимая Анна Гор) — везде окрепли отдельные институции, сумевшие использовать потенциал времени.
Но в целом лицеи, гимназии (хоть они и появились) не стали альтернативой государственной школе. Еще меньше качественных альтернатив высшей школе. Мечта о российских образовательных институциях, которые стали бы частью мировых, системно не реализована. Отчасти — но лишь отчасти — она воплотилась в РГГУ.
Кипели разговоры о радикальной реформе высшей школы. А выяснилось: система может трансформироваться не меняясь. Может увеличить нагрузку на всех преподавателей без изменения их состава. Может изготовить и провести через ВАК массу новой учебной литературы (в том числе и по новейшим специальностям), уровень которой ниже всякого разумения.
Я как-то видела два новых учебника по очень «горячему» предмету. Из МГУ и из Кембриджа. У нас самым свежим был источник 1974 года, у них — 2009 года издания. По плотности информации книги различались на порядок.
Учебник МГУ тогда много хвалили, он и в топ-лист «Non/fiction» попал. Учебник Кембриджа был выписан без проблем через «Amazon». Правда, 19-летний владелец истратил на него свой месячный заработок. Но куда б он делся? В библиотеке родного факультета такой книжки нет до сих пор.
Думаю: это