Какое-то время Верити рыдала, как будто у нее разрывалось сердце. Хлоя начала нежно укачивать ее, как часто делала в первые годы, когда дитя Дафны в одно мгновение превращалось из счастливой маленькой девочки в орущую фурию, казалось оплакивавшую все, чего она лишилась при рождении. Все, что могла тогда сделать Хлоя, – это прижимать ее к себе, пока Верити не успокаивалась и не засыпала или пока леди Виржинии не удавалось отвлечь ребенка от его горя с помощью шутки или какой-нибудь смешной истории из собственного детства. На этот раз Виржинии не было рядом, и Хлоя чувствовала себя такой же одинокой и покинутой, как Верити.

– Куда мы поедем, мама? – Этот вопрос сорвался с дрожащих губ Верити, когда она вытерла слезы и с горестным видом посмотрела на мать, как будто все, что мучило Хлою в последние недели, терзало и ее тоже.

– О, моя любовь, – ответила Хлоя, глотая слезы, и поняла, что она должна была поговорить об этом с дочерью сразу же, как та вернулась домой. – Я не знаю, сможем ли мы остаться здесь. Но леди Виржиния оставила мне жалованье за целый год в обмен на то, что я выполню одно небольшое поручение. Я накопила достаточно денег, чтобы безбедно прожить год или два, если не найду себе нового места. А тебе леди Виржиния завещала годовое содержание, так что ты никогда не будешь голодать. Теперь ты наследница, но, пожалуйста, не оставляй меня, ладно?

– Конечно нет. Теперь я люблю леди Виржинию еще больше, потому что знаю, что, когда ты станешь старой и не сможешь о себе заботиться, я смогу это сделать за тебя.

Теперь Хлоя боролась не со слезами, а с тем, чтобы не рассмеяться.

– Думаю, у нас есть еще несколько лет, прежде чем я совсем сгорблюсь от старости и не смогу работать, дорогая, – ответила она с серьезным видом.

– Ты надо мной смеешься, верно? – обвинила ее Верити.

– Прости меня, милая, но мне еще нет двадцати восьми. Возможно, в твоем возрасте кажется, что я почти ровесница Мафусаила, но я чувствую себя прекрасно сохранившейся, если только моя дочь не попытается сделать из меня старую каргу.

– Леди Виржиния говорила мне, что возраст делает с женщиной именно это, – проинформировала ее Верити, покачав головой с таким суровым видом, как будто видела все материнские хитрости насквозь.

– Верити, милая, леди Виржиния была старше меня по меньшей мере на пятьдесят лет, и это если верить тому, что она говорила о своем возрасте, который менялся каждый раз, когда кто-нибудь имел наглость попытаться его выяснить. Едва ли я отправлюсь в могилу следом за ней в ближайшие годы, так что ты не должна обо мне тревожиться.

– Но что, если ты умрешь при родах, мама? Я знаю, что лорд Фарензе хочет на тебе жениться, а леди часто умирают при родах, особенно когда они старые.

– С чего бы лорду Фарензе хотеть на мне жениться? – спросила Хлоя, удивившись, что спросила об этом, вместо того чтобы подумать, как убедить Верити в том, что леди благополучно рожают одного ребенка за другим значительно позже двадцати семи лет.

– О, мы с Ив давно обо всем догадались, – ответила ей дочь, словно это было так очевидно, что ее забавляло, как можно было этого не заметить.

– Я надеюсь, что вы не распространялись об этом, поскольку это совершенно неверно.

– Брэн и мисс Калдроуз с нами согласны.

– А что скажут остальные слуги, когда услышат о таком нелепом предположении? – еле слышно поинтересовалась Хлоя, в ужасе представив, что все, вплоть до самой последней девочки-посудомойки, уже судачат об этом.

– Они говорят, что миссис Уинтерли будет мешать этому, но Ив сказала, что ее отец не обращает внимания на то, что говорит его мачеха, и уж тем более на то, что она думает.

Хлоя решила, что больше не может скрывать от Верити тайну ее рождения, чтобы та не питала ложных надежд стать сестрой Ив. Но у племянницы были усталые, красные от слез глаза, и она решила, что печальная история любви Дафны может подождать до следующего дня.

– Лорд Фарензе виконт, а я его экономка. Лорды не женятся на служанках. Оставь эти безумные фантазии и отправляйся в постель, дорогая. Твоя мисс Тибетт первая сказала бы, что тебе нужно хорошенько выспаться, чтобы быть готовой лицом к лицу встретиться с мировой торговлей и с караванами, груженными золотом, драгоценностями, шелком и специями, которые они везли в самые далекие земли.

Воображение Хлои невольно захватила мысль о вереницах верблюдов с грузом изысканных тканей и ценнейших сокровищ. Пройдя за дочерью в ее спальню, она помогла ей раздеться и лечь в постель. Верити попросила рассказать ей какую-нибудь историю, и как она могла отказать, когда сама в детстве всегда требовала, чтобы ей почитали на ночь, а к тому же этот день мог оказаться последним, когда Верити считала ее своей матерью? Хлоя так боялась рассказывать ей историю ее рождения, что чуть не заплакала, когда стала рассказывать девочке о древних караванных тропах, видя, как веки Верити все тяжелеют и тяжелеют, пока она наконец не уснула.

Хлоя умолкла, потом взглянула на свое прекрасное дитя, как будто хотела навсегда запомнить Верити такой, какой она была сейчас. Возможно, завтра эта девочка возненавидит ее за обман, на который вынуждена была пойти Хлоя, когда никто другой не пожелал спасти ребенка Дафны от смерти или одинокой жизни в приюте.

Покачав головой, Хлоя решила, что уж лучше пусть все остается как есть, и раньше обычного отправилась в свою комнату разбираться с тем узлом противоречий, в который в одночасье превратилась ее жизнь. В комнате уже развели огонь, и она точно знала, кто распорядился это сделать. Предусмотрительность Люка в то время, когда у него были сотни других дел, едва не заставила ее заплакать. Глядя на огонь, Хлоя удивлялась, как ему удавалось так обманывать всех окружающих, изображая из себя отшельника с холодным сердцем.

Она любила Люка Уинтерли и наконец призналась себе в том, что любила его уже очень долго. От этого признания Хлоя почувствовала себя свежее и бодрее, она поняла, что это чувство не покинет ее до самого последнего дня. Теперь каждая минута ее жизни наполнилась надеждой. И все же, если бы она вдруг воскресла, объявив миру, что избежала участи, о которой ее семья оповестила свет, и захотела стать женой милорда Фарензе, Верити оставалась причиной, из-за которой леди Хлоя должна была бы умереть, как и ее сестра.

Братья могли пойти на все что угодно, лишь бы не признаваться перед всем миром, что бросили одну сестру рожать, не оказав ей никакой помощи, а другую обрекли на голод вместе с ребенком умершей сестры, который чудом остался жив.

Хлоя сидела, глядя на огонь, и по ее щекам струились слезы. Она прощалась с мечтой, о существовании которой не позволяла себе догадываться. У нее была Верити и обеспеченное будущее, которому могли позавидовать многие женщины, оставшиеся одни с маленьким ребенком на руках. Будущее Верити тоже было обеспечено, и Хлое полагалось бы плясать от радости. Но вместо этого она боролась с печалью, тяжким грузом давившей на грудь, и с желанием выплакаться на облысевший ковер, единственный, который она решилась взять себе в спальню, не боясь услышать упреки в том, что она слишком роскошно украсила собственное гнездо.