в его штанах, когда они почти случайно прижались друг к другу, но читала в его глазах и даже голосе.

Они подъехали к серому шестиэтажному зданию гостиницы со стальными рыцарями у входа.

— Прошу, моя прекрасная леди, — Милтон услужливо открыл двери «Леды» выпуская графиню и протянул ей руку: — Кстати, чтобы нам не пришлось долго ждать как прошлый раз, я заказал столик и меню — все, что ты любишь: форель по-шотландски, нисуаз с гусиной печенью и спаржу под Дор Блю. Все должно быть готово к нашему прибытию. А вино выберешь сама.

— Спасибо, дорогой! — Елена Викторовна очень хотела его поцеловать, но они были на людях, и сейчас это выглядело бы неловко. Кроме того, она стеснялась, что Майкл намного моложе ее, хотя сам Милтон утверждал, что она выглядит как его ровесница.

Их столик располагался в углу возле окна, ровно напротив полотна с изображением Nottingham Guild Hall. В бронзовом подсвечнике горели свечи, их блеск играл на позолоте тарелок, на гранях хрустальных бокалов и на столовых приборах. Рядом уже ожидали холодные закуски в вазочках голубого стекла.

— Майкл, здесь чудесное место! Мне очень нравится. Не хуже, чем в «Осеннем саду», — возрадованно признала графиня.

— Прошу, Леночка, — Майкл отодвинул кресло, помогая ей устроится за столом.

Вскоре подошел официант. Графиня пару минут выбирала вино, водя пальчиком по строкам меню. Наконец остановилась на полусладком из коллекции Энрике Мендоса.

К тому времени, когда подали форель, они уже успели выпить треть бутылки. Майкл говорил тосты, восхваляя ее красоту и обаяние — графиня слушала его, розовея щеками и слегка пьянея от этих слов и нечастых глотков из бокала. Когда подали рыбу, зажаренную до хрустящей корочки, начиненную сыром и особыми травами, разговор плавно перетек к тому, как трудно Елене Викторовне после смерти мужа. Потом они немного поговорили о Петре Александровиче, о его научных работах, исследовании древних виман. Майкл не первый раз проявлял себя весьма начитанным в этой области и задавал много вопросов, на которые Елена Викторовна не знала ответа. И, если честно, эта тема для нее было скучна.

— Ты не хочешь подняться ко мне в номер? — спросил Майкл, отведя в сторону взгляд, тихо-тихо добавил. — Там можно целоваться и нас никто не увидит.

— Мой милый мальчик, — так же тихо произнесла графиня, наклонившись к нему. — Да, я с удовольствием посмотрю, как ты живешь. Давай прихватим с собой это вино.

Они так и сделали. Только Майкл заказал в номер еще фрукты и конфеты.

Номер Милтона состоял всего из одной комнаты, за то довольно просторной, обставленной со вкусом мебелью в причудливом Никольском стиле. Коричневатые с золотистым шитьем шторы прикрывали два окна, выходивших на Купеческий проспект. Напротив них располагаясь большая кровать и две тумбочки, слева стол на витых ножках кресло и стулья.

— Я покурю, пока не принесли заказ, — сказала Елена Викторовна, подошла к окну и достала коробочку «Госпожа Алои».

Майкл помог ей прикурить, и когда она повернулась к окну, обнял ее, прижимаясь сзади. Графиня ягодицами чувствовала его нестерпимое возбуждение, и стояла, закрыв глаза, забыв о горящей сигарете. Когда англичанин начал нежно целовать ее шею, она прошептала:

— Майкл, ты еще совсем мальчик. Зачем я тебе?

— Ты моя девочка. Я люблю тебя, — ответил он, положив руки на груди. Пожалуй, это было одно из самых смелых его прикосновений и самых трепетных за недолгую историю их отношений.

Графиня молчала, позволив ему расстегивать пуговицы сбоку на платье. Потом спохватилась:

— Сейчас принесут заказ.

И почти в этот миг в дверь постучали.

— Я быстро… — Милтон подошел к двери, принял из рук паренька тяжелый поднос, сунув тому десять копеек чаевых и вернулся к графине.

Они выпили еще по трети бокала, сидя на кровати и придвинув журнальный столик. Потом, Майкл прошептал:

— Леночка… — и потянулся к ней.

Елена Викторовна поняла, что сейчас произойдет и закрыла глаза. Руки англичанина бережно уложили ее на кровать и принялись неторопливо расправляться с застежками платья.

— Майкл, ты же совсем ребенок для меня… — прошептала она со страданием и томлением на лице.

Он не отвечал, осыпая ее лицо поцелуями, обжигая ими оголившиеся плечи и верхнюю часть груди, пока еще скрытую черным кружевным бельем.

— Мой дорогой, не надо, — графиня вывернулась из его руки и отползла к изголовью кровати.

На ней остались лишь черные чулки и кружевное белье. Хотя бюстгальтер был расстегнут, и она придерживала его, словно важный атрибут приличия.

— Леночка, пожалуйста! — англичанин с жаром смотрел на нее, расстегивая брюки. — Если бы ты знала, как я долго мечтал о тебе!

Пока Милтон торопливо раздевался, висела тишина, разбавленная лишь шорохом одежды и его порывистым дыханием.

— Майкл, но ты же понимаешь… — тихо произнесла Елена Викторовна и с удивлением обнаружила, что она не знает, что сказать дальше. Ее рука, придерживавшая бюстгальтер, ослабла, и он сам упал на постель, когда Майкл подполз к графине.

— Твоя грудь… — англичанин дотронулся до нее пальцами.

Елена, затаив дыхание, ждала продолжения: его слов, его прикосновений, его смелых мужских проявлений.

— Она божественна, — Майкл наклонился и нежно поцеловал ее в сосок.

Припал к нему, мучая губами, втягивая в рот.

— Мой мальчик… — графиня повалилась в подушки, прижав голову любовника к себе, взъерошивая его красивые светлые волосы и чувствуя, как ее захватывает нестерпимый жар. Он поднимался от низа живота, разливался где-то внутри трепетной волной. Кружилась голова, и воздух стал горячим, теперь его не хватало.

— Майкл!.. — простонала она, когда пальцы Милтона стянули с нее трусики, а потом коснулись мокрого, вздрагивающего лона.

— Да, моя леди, — отозвался, целуя ее живот и размазывая ее обильные соки по бедрам.

— Хочу тебя! — хрипло выдохнула графиня.

Он возлег на нее, она в нетерпении развела бедра, шевеля ими, чтобы он скорее нашел вход. И вскрикнула от проникновения так, словно из ее груди вмиг вырвалась вся радость и страсть. Его член не слишком крупный, но очень горячий, жадный проник в нее на всю глубину, и графиня выгнулась от невыносимо острых ощущений, целуя любовника в плечо и двигаясь ему навстречу все чаще и резче. Чувствуя, как его прекрасная твердь пронзает ее до сладкой боли. Жар, разливавшийся от низа живота, волнами поднимался по телу. А потом внезапно, словно что-то взорвалось внутри, разлетелось перед взором закрытых глаз разноцветными искрами, и госпожа Елецкая вскрикнула, затряслась, отчаянно вцепилась в Майкла, чтобы не улететь в бездну.

Он еще мучил ее, а она целовала его