Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, Леночка, хорошо... А почему ты в этом балахоне?
– Ты что, забыла? Мама, я же вся дырявая, некрасивая... Зачем тебе видеть меня такой?
– Тебе больно?
– Уже нет... Мне хорошо. Мне в самом деле уже хорошо.
– Я виновата перед тобой... Ты прости меня, ладно? – Не выдержав, Света шагнула вперед, протянула руки, чтобы обнять Лену, но ладони ее прошли сквозь пустоту. А Лена стояла, как прежде, перед ней и так же смущенно улыбалась. – Я хочу тебя обнять.
– Не получится, мама. Для тебя я неосязаемая.
– Но я слышу твой голос...
– Нет, меня нельзя слышать... Это мой голос звучит в тебе.
– Но это ты говоришь со мной?
– Да, конечно... Разве ты не чувствуешь? Ведь и при жизни такое бывает... Когда тебя не было дома, я часто разговаривала с тобой вслух... И ты мне отвечала. Мне кажется, мы с тобой скоро снова увидимся.
– Конечно, Леночка.
– Не говори так... нельзя ни в чем быть уверенным. Ты правильно поступила, что не выдала... Того. Пусть будет, как будет... Ему немного осталось. Только ты береги себя, – третий раз повторила Лена свое предупреждение, и каждый раз ее слова звучали все настойчивее.
– Папа присматривает за мной.
– Слушайся его. Всегда слушайся. Ты не слушалась его раньше... А он меня здесь проведает? Пусть он тоже придет, ладно? Помнишь, я была в летнем лагере и вы вместе приехали ко мне?.. Я никогда не была так счастлива... Пусть он меня проведает... Помнишь, я была в летнем лагере и вы вместе... Помнишь, я была в летнем лагере...
Махнув прощально рукой, Лена повернулась и пошла по дороге, которой и пришла. Но на этот раз она уменьшалась быстро и с каждым шагом становилась прозрачнее.
– Света, вы хотите вернуться? – услышала Света голос Равиля.
– Мы поговорили.
– Лена ушла?
– Да, я здесь одна. И небо снова потемнело, и речка исчезла...
Равиль подошел к Свете и коснулся рукой ее лба, чуть повыше переносицы. Она тут же открыла глаза, с удивлением осмотрела кухню, задержалась взглядом на Андрее, словно припоминая, кто бы это мог быть...
– Ах, это ты, – произнесла, приподнимаясь. – Лена хочет тебя видеть. Она просила, чтобы ты проведал ее... Оказывается, мы с тобой были у нее в летнем лагере... Она говорит, что это было самое счастливое ее лето... Ты помнишь, когда мы ездили к ней?
– Нет... – растерянно проговорил Андрей.
– И я не помню... – простонала Света. – Поддатые, наверно, были. А она только это и помнит. Видимо, надо меньше пить.
– Хорошая мысль, – одобрил Андрей. – Но следовать ей немедленно... Это будет поспешное решение.
– Согласна, – кивнула Света и, взяв со стола граненую бутылку коньяка, с хрустом свинтила пробку. – Пригубишь?
– Мне нельзя... У меня дальняя дорога.
– Куда же ты собрался на ночь глядя?
– В потусторонний мир. Ты сказала, что меня там ждут?
– Ах да... Я и забыла.
– Подожди... Вот вернусь, бог даст...
– А знаешь... Я выпью за скорое твое возвращение.
– Как там Лена? Ее можно узнать?
– Ничуть не изменилась... Даже похорошела... Только бледненькой она мне показалась. Да, и еще... Не спрашивай у нее, почему она в сером балахоне до пят... Я сдуру спросила и пожалела...
– А почему она в сером балахоне до пят?
– Потому что продырявленная вся! Двадцать шесть ножевых ударов, если помнишь. Не хочет, чтобы ее видели в таком виде.
– А меня она помнит?
– Только о тебе и говорила. Наказывала, чтоб берег ты меня, а я – чтоб тебя во всем слушалась.
– Ей виднее, – пробормотал Андрей, уже начав тяготиться запредельной темой разговора.
– Да, оттуда всегда все виднее, – поддержал Равиль. – И взрослеют там быстрее. Впрочем, это не взросление... Оказываясь там, человек проходит через печальные испытания... И многое из того, что здесь тонет в быту, попросту не замечается, там воспринимается очищенным от суеты и бестолковщины.
– И от пьянства, – добавила Света.
– И это тоже, конечно, – согласился Равиль. – Ну что, Андрей... Готов?
– Вполне.
– Света, ты не хочешь отлучиться в комнату?
– Нет, посмотрю, как это выглядит со стороны.
– Очень даже буднично, – сказал Андрей. – Даже не верится.
– Там окажешься – поверишь, – усмехнулась Света.
– Тогда поменяйтесь местами, – распорядился Равиль. – Света, ты садись на табуретку, а Андрей – на диван. Разговоры прекращаем. Тем более что они у вас как-то незаметно скатились к подковыркам. Не надо, Андрей... Пошутим потом, ладно? Когда вернешься.
– Извини, Равиль... Это не шутки, это растерянность, может быть, нервозность... Не каждый день приходится отправляться... в такие путешествия.
– Тогда в добрый путь. Повторяться не буду, ты все слышал, что я говорил Свете. Откинься на спинку дивана, закрой глаза, расслабься, опусти руки вдоль тела, расцепи пальцы, а то они у тебя даже побелели от напряжения... Будто ты в кресле стоматолога. Не бойся, больно не будет.
– Смотря что называть болью, – негромко проговорил Андрей.
– Согласен, – кивнул Равиль.
Как и Света, когда прозвучала молитва на древнем языке, Андрей оказался в серой пустыне под темным небом, на безрадостной, гнетущей дороге. Едва он миновал перекресток, небо над ним посветлело, появились краски, дорога пошла по берегу реки с прозрачной водой, и он в отдалении увидел на дороге маленькую фигурку в темном балахоне.
Не доходя до Андрея несколько шагов, Лена остановилась и некоторое время молча смотрела на него.
– Здравствуй, папа, – наконец произнесла она негромко, но внятно.
– Здравствуй... Лена. – Даже здесь, в этом странном мире, Андрей не решился или просто не нашел в себе сил назвать Лену дочкой.
Она заметила его заминку, поняла, в чем дело, чуть заметно улыбнулась.
– Не переживай... Здесь мне хорошо... Можно привыкнуть. Мы с тобой нечасто виделись в той жизни...
– Это моя вина.
– Не думай так... Здесь нет ничьей вины. Если бы я побыла чуть дольше живой, все бы наладилось... Я знаю, все бы наладилось.
– И ты знаешь, почему я сейчас здесь?
– Знаю.
– Скажи мне, кто тебя убил?
– Не могу... Нам нельзя вмешиваться в вашу жизнь. Вы должны сами в ней разбираться. Иначе все было бы слишком просто.
– И ты мне ничего о нем не скажешь?
– Почему... Скажу. Его портрет есть в нашей квартире... Ты держал его в руках.