— И что? Можно все верёвки занимать? — возмущенно спросила женщина, переложив таз себе на другой бок.

— По три раза в день полный таз пелёнок выносила, — поддакнула пожилая.

Меня сильно задело такое отношение женщин к сестре.

— Вы сами, наверняка, детей имеете и должны понимать, что, когда грудной ребёнок болеет, он каждые пятнадцать минут писается! — не выдержав, заступился я за сестру. — Куда она должна была пелёнки вешать?

— Подумаешь! Ребенок писается, — взвилась женщина с тазом. — У нас у всех были дети, и мы не завешивали пеленками все веревки во дворе!

Ну и обстановочка у них тут. Из-за веревок драки…

Короче, я молча вошёл в подъезд, пихнув назло бабу с тазом рюкзаком, увидел на первой же двери номер восемьдесят, понял, что это четвертый подъезд.

Выходя, так посмотрел на бабу с тазом, что она молча посторонилась, пропуская меня. Ничего, пусть я тут ненадолго, но построить всех успею.

В первом подъезде быстро нашел нужную квартиру на первом этаже и позвонил.

Дверь открылась почти сразу. Передо мной стояла копия мамы, только моложе в два раза. Она кинулась мне на шею, обняла крепко, прижалась и я почувствовал, как что-то мокрое потекло мне за шиворот.

Она рыдала…

Горько, со всхлипываниями. Так плакал маленький брат Эммы, когда я принёс его от матери.

Только этого мне не хватало…

Так и стоял, не раздевшись, на пороге, ждал, пока она успокоится.

— Привет, — прошептал ей я, когда она наконец оторвалась от меня и подняла зареванное лицо.

— Как хорошо, что ты приехал! — счастливо улыбаясь и размазывая слёзы по щекам, воскликнула сестра.

Выпустила напряжение и стала возбужденно-радостной, как пятилетняя девочка. Схватила меня за руку, потащила внутрь.

— Подожди! Дай раздеться! — усмехнулся я.

Она усадила меня в комнате на диван, а сама стала хлопотать, накрывая на стол. Я не стал сидеть и прошёлся по квартире.

Большая комната, очень темная. Средь бела дня горели все три лампы в люстре. Балкона нет. Что же так темно? За окном густая растительность, кусты, деревья… Да, ещё балкон второго этажа нависает.

Вышел в коридор. Первое, что бросилось в глаза — над вешалкой на полке красовались две шикарные женские шапки: одна шарик из песца, вторая норковая темно коричневая боярка. Не мудрено, что бабы во дворе Инну не любят.

Прошёл в кухню. Мебель так себе, примитивная. Но в углу новенький холодильник Бирюса. Я открыл его и начал разглядывать, поразившись возникшему вдруг благоговению перед этим, мягко сказать, не самым шикарным агрегатом из тех, что мне доводилось видеть в жизни.

— Да, купили недавно… — похвасталась сестра.

— Теперь под такой холодильник надо в кухне ремонт сделать и мебель поменять, — на автомате заметил я.

— Зачем? — пожала плечами Инна. — Это же съемная квартира.

— А что, разве мужу не положено жильё? — удивился я.

— В ДОСе нам только комнату дали в трёхкомнатной квартире…

— Что такое ДОС? — перебил я сестру.

— Дом офицерского состава. Там с нами ещё два офицера холостых жили.

— И что? Муж ревновал? — смеясь, спросил я.

— Нет, они же дома бывают только по вечерам и не каждые сутки. То наряды, то стрельбы…

— И что вы там не остались? Квартиру-то снимать дорогое удовольствие.

— А как мне в институт с точки добираться? Там то снегом дорогу замело, то вездеход сломался.

— Понятно.

Инна взяла тарелки, чашки и понесла в комнату. Пошёл за ней, сел за стол. Меня поразила необыкновенной красоты скатерть, соткана как гобелен, на тяжёлой основе, шелковая вышивка, цветочный орнамент. Музейного уровня вещь. Явно импортная и очень дорогая.

Пока я любовался скатертью, сестра прямо на ней расставила посуду, принесла покупной торт, блюдце с лимоном, нарезанным ломтиками. И поставила заварочный фаянсовый чайник.

Удивился, но промолчал.

Инна заботливо ухаживала за мной. Уронила ломтик лимона на скатерть… Дернулся, хотел его поймать, чуть чашку не опрокинул.

— Инна! — раздражённо воскликнул я. — Откинь скатерть, ну нельзя же так. Скатерть испортим, — ответил я на её немой удивлённый вопрос. — Сколько она стоит?

— Триста рублей…— небрежно ответила сестра.

Глава 14

28.03.1971 г. Пермь

— Триста рублей, — повторил я. — Ты хоть представляешь, как люди вокруг живут? Как мы дома живём? На мамину зарплату и бабушкину пенсию. Бабушка сейчас с Аришкой сидит. А я на заводе после школы работаю.

Инна недоуменно хлопала глазами, глядя на меня.

— Это что? — я поднял ей под нос блюдце с лимоном.

— Лимон, — пожала она плечами. — Мы себе в витаминах не отказываем.

— В квашеной капусте тоже много витаминов, — чеканя каждое слово, проговорил я, глядя ей в глаза. — Мы её едим на завтрак, обед и ужин. Каждый день. Тоже себе ни в чём не отказываем.

Инна смотрела на меня, не понимая, чего я от неё хочу. Молчание затянулось. Тут она что-то вспомнила, вскочила и полезла в шкаф.

Вытащив из него большую холщовую сумку, она вытряхнула из нее на диван какие-то свертки.

— Посмотри, что я Арише купила! — с радостью начала она демонстрировать мне обновки. — Отвезёшь…

Много всего. Кофточки, костюмчики, сандалики, ботиночки, трусики, маечки, носочки… У меня в глазах начало рябить от всего этого.

Я взял что-то наугад из этой кучи. Это оказалось маленькое очаровательное платьице, красно-малиновое, с белыми кружевами по вороту и манжетам. Кармашки были вышиты объёмной вышивкой. Платье явно импортное и очень дорогое.

— Инна. И зачем всё это? Малышка растёт не по дням, а по часам. Ну, наденет она это один раз…

Пока ехал, думал, разнесу здесь всё в пух и прах. А сейчас, глядя на сестру, на то, как она с любовью и заботой складывает обратно в сумку детское барахлишко, у меня пропало на это всякое желание.

Решил дождаться зятя и поговорить с ним о сложившейся ситуации. Пока его дожидались, спросил сестру о наезде соседок насчет веревок во дворе.

Глаза у неё предательски заблестели, но она дерзко вздернула нос и поджала губы. Жаловаться не стала.

О! Узнаю бабулины гены. Ещё бы немного мозгов и неплохая девчонка была бы. Ладно, дождусь ее мужа,